Как у нас пытались украсть победу

На рассвете 1 мая 1945 года на командный пункт командующего 8-й гвардейской армией генерал-полковника В. И. Чуйкова прибыл начальник генерального штаба сухопутных сил Германии генерал от инфантерии Ганс Кребс. Немецкий генерал передал Чуйкову документ о его полномочиях, подписанный Борманом, и "Политическое завещание" Гитлера. Одновременно Кребс вручил Чуйкову письмо к Сталину от нового рейхсканцлера Германии Геббельса. В нем говорилось: "Мы сообщаем вождю советского народа, что сегодня в 15 часов 50 минут добровольно ушел из жизни фюрер. На основании его законного права фюрер всю власть в оставленном им завещании передал Дёницу, мне и Борману. Я уполномочен Борманом установить связь с вождем советского народа. Эта связь необходима для мирных переговоров между державами, у которых наибольшие потери. Геббельс".

Наиболее существенные детали состоявшихся затем переговоров и последовавших за ними событий в тот день были неоднократно описаны в мемуарах и книгах по . Они были изображены по меньшей мере в десятке отечественных и зарубежных фильмах. Кажется, что рассказ об этих последних часах битвы за Берлин является исчерпывающим. Однако их внимательное изучение заставляет усомниться в том, всё ли нам известно о том, как на самом деле происходила агония третьего рейха.

Почему эти переговоры не привели к капитуляции Германии 1 мая? По какой причине через несколько часов после прибытия Кребса с письмом от Геббельса автор письма, его жена, их дети, а также его посланец к Чуйкову расстались с жизнью? Куда бесследно исчез Борман, уполномочивший Геббельса "установить связь с вождем советского народа"? Чтобы попытаться найти ответы на эти вопросы, следует указать на ряд событий, происшедших до 1 мая 1945 года.

В поисках сепаратного мира

Направляя Кребса к Чуйкову, Геббельс мог вспомнить о своих предыдущих попытках начать переговоры с СССР о мире. Уже поражение немецких войск на Курской дуге и капитуляция Италии заставили его задуматься о неизбежности поражения Германии. Находясь в ставке Гитлера в Растенберге, Геббельс записал 10 сентября 1943 г. в своем дневнике суть своих рассуждений о сепаратном мире: "Перед нами стоит проблема, к какой стороне мы должны повернуть сначала -- к русским, или к англо-американцам. Мы должны признать, что будет трудно вести войну против тех и других одновременно". В беседе с Гитлером Геббельс спросил фюрера, "не стоит ли что-либо предпринять по отношению к Сталину". По словам Геббельса, Гитлер "ответил, что пока ничего не надо делать. Фюрер заявил, что было бы легче договориться с англичанами, чем с Советами. В настоящее время, верит фюрер, англичане могут легче придти в себя".

22 марта 1945 г. Геббельс вновь предложил Гитлеру "побеседовать с представителем Советского Союза" и опять получил отказ.

К этому времени рейхсминистерство иностранных дел во главе с И. фон Риббентропом уже не раз пыталось начать сепаратные переговоры с западными державами. С этой целью в Ватикан был направлен статс-секретарь рейхсминистерства Вайцзекер, в Швейцарию -- советник рейхсминистерства фон Шмиден, а в марте 1945 г. в Стокгольм был направлен сотрудник Риббентропа Хессе в Стокгольме. Все эти миссии окончились провалом, что вызвало злорадство Геббельса, ни в грош не ставившего Риббентропа и его министерство.

Тогда же Геббельс высмеивал появившиеся в западной печати сообщения о том, что инициатива мирных переговоров исходит от Генриха Гиммлера. 17 марта Геббельс писал: "Просто смешно, что в подобных сообщениях гарантом мира со стороны Германии вместо фюрера называют Гиммлера. Утверждается, что могущественная германская клика предложила голову фюрера в качестве залога. В этом, конечно, нет ни слова правды".

Лишь через месяц с лишним Геббельс понял свою ошибку. Тогда выяснилось, что Гиммлер давно вел такие переговоры через начальника зарубежной разведки СС Шелленбурга, который установил контакт с представителем Международного Красного Креста графом Бернадоттом в Швеции. Одновременно через генерала Вольфа Гиммлер вел переговоры в Швейцарии с руководителем Бюро стратегических служб США (в последующем ЦРУ) Алленом Даллесом и представителями английской разведки. В гитлеровском руководстве сторонниками сепаратного мира с западными державами являлись также Герман Геринг и Альберт Шпеер.

Чей флаг будет водружен над рейхстагом?

Впрочем, Геббельс признавал в дневнике: момент для сепаратного мира был упущен. В это время в повестку дня встал вопрос: кто будет брать Берлин? От этого во многом зависела расстановка сил в Европе и мире. Западные союзники, особенно Великобритания, предпринимали упорные попытки для того, чтобы не допустить усиления позиций СССР.

1 апреля премьер-министр Великобритании У. Черчилль писал президенту США Ф. Д. Рузвельту: "Русские армии, несомненно, захватят всю Австрию, и войдут в Вену. Если они захватят также Берлин, то не создастся ли у них слишком преувеличенное представление о том, будто они внесли подавляющий вклад в нашу общую победу, и не может ли это привести их к такому умонастроению, которое вызовет серьезные и весьма значительные трудности в будущем? Поэтому я считаю, что с политической точки зрения нам следует продвигаться в Германии как можно дальше на восток и в том случае, если Берлин окажется в пределах досягаемости, мы, несомненно, должны его взять".

Английский премьер думал не только о соображениях престижа. В эти же дни командующий британскими вооруженными силами в Европе фельдмаршал Монтгомери получил секретную директиву от Черчилля: "Тщательно собирать германское и складывать его, чтобы его легко можно было раздавать германским солдатам, с которыми нам пришлось бы сотрудничать, если бы советское наступление продолжилось". Видимо, Черчилль был готов направить армии союзников вместе с немецко-фашистскими войсками, чтобы ударить по своим Красной Армии и выбить ее из центральной Европы.

Еще 29 марта Геббельс записал в дневнике: "Монтгомери в своем заявлении подчеркнул намерение по возможности пробиться к столице рейха" . Одновременно Геббельс признавал: "Вероятно соответствует истине, что, как заявляют американские агентства печати, противник овладел мостами через Майн из-за предательства. Среди наших руководящих лиц на Западном фронте действительно есть такие элементы, которые хотели бы как можно скорее прекратить войну на западе и поэтому прямо или косвенно играют на руку Эйзенхауэру" .

Реализации планов союзников способствовали также их тайные переговоры с деятелями из германского руководства, включая Гиммлера. Эти переговоры стали предметом переписки между Сталиным и Рузвельтом, к котором советский руководитель не без оснований обвинил союзников в вероломстве.

Эти обвинения Сталина были направлены Рузвельту, хотя в своем послании от 3 апреля советский руководитель писал: "Мне непонятно... молчание англичан, которые предоставили Вам вести переписку по этому неприятному вопросу, а сами продолжают молчать, хотя известно, что инициатива во всей этой истории с переговорами в Берне принадлежит англичанам" . Было очевидно, что сам Сталин считал бесполезным занятием читать мораль Черчиллю, который проявлял особую активность, чтобы ослабить позиции СССР. В то же время резкие слова, обращенные к президенту США имели определенную цель: Сталин давал понять, что нарушая союзнические обязательства в Европе, Соединенные Штаты ставят под угрозу выполнение союзнических обязательств, взятых СССР в Ялте об участии в военных действиях против Японии. Ведь этого Рузвельт добивался от СССР с конца 1941 года.

Сталин достиг своей цели. США прервали переговоры с представителями немецкого военного командования. В своем послании, полученном в Кремле 13 апреля, Рузвельт благодарил Сталина за "искреннее пояснение советской точки зрения в отношении бернского инцидента, который, как сейчас представляется, поблек и отошел в прошлое, не принеся какой-либо пользы" . Рузвельт выражал надежду на то, что в будущем "не должно быть взаимного недоверия, и незначительные недоразумения такого характера не должны возникать" . Он выражал уверенность, что "когда наши армии установят контакт в Германии и объединяться в полностью координированном наступлении, нацистские армии распадутся" .

Однако в тот же день в Москву пришла весть о кончине Рузвельта и Сталин направил новому президенту США Трумэну "глубокое соболезнование", оценивая покойного как "величайшего политика мирового масштаба".

Помимо дипломатических мер советское руководство принимало военные усилия для того, чтобы сорвать попытки украсть Победу у нашего народа. В тот день, когда У. Черчилль направил послание Ф. Рузвельту, 1 апреля к И. В. Сталину были вызваны командующие фронтами Г. К, Жуков и И. С. Конев. По воспоминаниям И. С. Конева, генерал армии Штеменко "прочел вслух телеграмму, существо которой вкратце сводилось к следующему: англо-американское командование готовит операцию по захвату Берлина, ставя задачу захватить его раньше Советской Армии... Телеграмма заканчивалась тем, что, по всем данным, план взятия Берлина раньше Советской Армии рассматривается в штабе союзников как вполне реальный и подготовка к его выполнению идет вовсю. После того как Штеменко дочитал до конца телеграмму, Сталин обратился к Жукову и ко мне: "Так кто же будет брать Берлин, мы или союзники?" Конев писал: "Так вышло: первому на этот вопрос пришлось отвечать мне, и я ответил: "Берлин будем брать мы и возьмем его раньше союзников" .

Тем временем сопротивление немцев на Западном фронте практически прекратилось. 16 апреля, в день начала Берлинской операции, Жуков сообщил Сталину, что, судя по показаниям военнопленного, немецкие войска получили задачу решительно не уступать русским и биться до последнего человека, если даже в их тыл выйдут англо-американские войска. Узнав об этом сообщении, Сталин, обратившись к Антонову и Штеменко, сказал: "Нужно ответить товарищу Жукову, что ему, возможно, не все известно о переговорах Гитлера с союзниками". В телеграмме говорилось: "Не обращайте внимания на показания пленного немца. Гитлер плетет паутину в районе Берлина, чтобы вызвать разногласия между русскими и союзниками. Эту паутину нужно разрубить путем взятия Берлина советскими войсками. Мы это можем сделать, и мы это сделаем" .

Разрубая паутину, которую плели гитлеровские пауки

Наступление на Берлин силами 1-го Белорусского и 1-го Украинского фронтов, начатое 16 апреля, привело к тому, что советские войска 21 апреля оказались в пригородах столицы Германии.

В это время нацистские руководители прилагали усилия для того, чтобы направить все силы на борьбу с Красной Армией. 22 апреля Гитлер принял предложение генерала Йодля о переброске вновь сформированной 12-й армии генерала Венка и 9-й армии генерала Буссе с Западного фронта на Восточный. Эти армии должны были двигаться в южные пригороды Берлина и, соединившись там, нанести удар по войскам 1-го Украинского фронта.

Конев вспоминал: "Распоряжения Гитлера в этот период, все его усилия деблокировать Берлин, все отданные на этот предмет приказания -- и Венку, и Буссе, и командующему 3-й армией Хенрици, и Шёрнеру с его группой войск, и гросс-адмиралу Деницу, который по идее должен был прорваться к Берлину с моряками, -- все это при сложившемся соотношении сил не имело под собой реальной базы. Но в то же время неправильно было бы рассматривать такие попытки как заведомый абсурд. Это мы своими действиями (и предшествовавшими, и теми, которые развертывались уже в ходе боев за Берлин) сделали их не реальными. Замыслы Гитлера не рухнули бы сами собой. Они могли рухнуть только в результате нашего вооруженного воздействия. Именно успехи советских войск, добытые в нелегких боях за Берлин, с каждым днем, с каждым часом все более обнажали иллюзорность последних надежд, планов и распоряжений Гитлера" .

Сознавая неизбежность краха, соратники Гитлера спешили договориться с союзниками о капитуляции. 23 апреля в бункер Гитлера поступила телеграмма от Геринга, который находился в Оберзальцберге. Геринг писал своему фюреру, что, поскольку тот решил остаться в Берлине, он, Геринг готов принять "на себя общее руководством рейхом". К этому времени Геринг решил лететь к Эйзенхауэру, чтобы капитулировать перед англо-американскими войсками. Получив послание Геринга, Гитлер пришел в ярость и тут же приказал снять Геринга со всех занимаемых им постов. Вскоре Геринг был взят под стражу, а Борман подготовил сообщение об отставке Геринга с поста руководителя Люфтваффе из-за обострения сердечного заболевания.

В своих воспоминаниях министр вооружений Германии Альберт Шпеер рассказал о беседе с Гиммлером, состоявшейся под Гамбургом после ареста Геринга. По словам Шпеера, Гиммлер не придал значения случившемуся. Он говорил: "Сейчас Геринг станет преемником. Мы давно с ним договорились, что я буду у него премьер-министром. Даже без Гитлера, я сделаю его (Геринга) главой государства... Естественно, принимать решения буду я. Я уже вступил в контакт с рядом лиц, которые войдут в мой кабинет".

Гиммлер был уверен в прочности своего положения и своей незаменимости. Он изрекал: "Европа не сможет справиться без меня в будущем. Я буду нужен как министр полиции. Мне достаточно провести час с Эйзенхауэром и он это поймет. Они скоро осознают, что они зависят от меня. Иначе их ждет безнадежный хаос".

21 апреля Гиммлер тайно от Гитлера вел переговоры с директором шведского отдела Всемирного еврейского конгресса Норбертом Мазуром, пытаясь наладить через него контакт с Эйзенхауэром, чтобы капитулировать на Западном фронте. В обмен Гиммлер согласился освободить заключенных евреев из ряда концентрационных лагерей. Так была достигнута договоренность об освобождении тысячи евреек из Равенсбрюка под предлогом их польского происхождения.

23 апреля Гиммлер встретился в Любеке с графом Бернадоттом в консульстве Швеции. По воспоминаниям Шелленберга, Гиммлер сказал графу: "Нам, немцам, остается провозгласить себя побежденными, и я прошу передать мои слова через шведское правительству генералу Эйзенхауэру, чтобы все мы могли избежать дальнейшего ненужного кровопролития. Для нас, немцев, и в особенности для меня, невозможно капитулировать перед русскими. Против них мы будем продолжать сражаться, пока на место немецкого фронта не встанет фронт западных держав".

Шелленберг вспоминал: "Гиммлер указал, что имеет право принимать решение по этому вопросу, так как гибель Гитлера -- дело двух-трех дней. По крайней мере Гитлер погибнет в борьбе, которой он посвятил свою жизнь -- борьбе против большевизма" . Тогда же Гиммлер написал письмо министру иностранных дел Швеции Христиану Гюнтеру с просьбой передать декларацию Гиммлера о прекращении войны руководству англо-американских войск и правительствам США и Великобритании.

В своих воспоминаниях Б. Л. Монтгомери писал, что 27 апреля он узнал от военного министерства Великобритании об этом предложении Гиммлера. Фельдмаршал писал: "Гиммлер утверждал, что Гитлер безнадежно болен, а он (Гиммлер) находится в положении, позволяющим ему взять всю полноту власти в свои руки" . Хотя Монтгомери утверждал, что он "не придал большого внимания этому сообщению", он замечал далее: "Продолжавшееся русское наступление было более опасным, чем разбитые немцы. Я знал, что с немцами практически покончено. Самая существенная и непосредственная задача состояла в том, чтобы со всей скоростью двигаться на запад и прорваться к Балтийскому морю, а затем создать фланг, повернутый на восток. Это было единственным способом не пустить русских в Шлезвиг-Голштинию, и таким образом -- в Данию" . Таким образом, готовность Гиммлера капитулировать на западе вполне отвечала планам Монтгомери.

Однако разгром Красной Армией основных сил германских войск в Берлинском сражении, окружение Берлина, выход советских войск к Эльбе свидетельствовали о провале попыток ряда руководителей западных держав, и, прежде всего, Черчилля ослабить значение советских успехов. 25 апреля состоялись встречи советских воинов с американскими солдатами в районе Стрела на реке Эльба и в районе Торгау на реке Эльба. Эти встречи превратились в яркую демонстрацию солидарности народов антигитлеровской коалиции. Это событие было отмечено приказом Верховного Главнокомандующего и салютом в Москве. Сталин, Черчилль и новый президент США Трумэн заранее приурочили к этому ожидавшемуся событию свои выступления по радио. Эти речи, переданные по радио 27 апреля 1945 г., продемонстрировали всему миру единство союзников по антигитлеровской коалиции. В этих условиях ведущие деятели западных стран, прежде всего, США решили не обострять отношения с Советским Союзом, стремясь обеспечить участие Красной Армии в войне против Японии.

В своей книге военных мемуаров "Крестовый поход в Европу" генерал Дуайт Эйзенхауэр писал, что по мере завершения военных действий в Европе "подошло время взяться за выполнение второй задачи. По всему миру силы союзников привлекались для операции против восточного союзника держав оси. Россия официально все еще находилась в состоянии мира с японцами". Эйзенхауэр подчеркивал, что в США с надеждой восприняли "информацию", согласно которой "генералиссимус Сталин говорил Рузвельту в Ялте, что в пределах трех месяцев со дня подписания капитуляции Красная Армия вступит в войну с Японией". Поэтому американцы не только стремились не обострять отношений с СССР, но и старались ускорить капитуляцию Германии, чтобы быстрее стал истекать трехмесячный период до вступления Советского Союза в войну с Японией. Эта позиция американского правительства повлияла в конечном счете и на политику Великобритании, хотя тайная директива Черчилля для Монтгомери относительно немецких солдат и их оружия не была отменена.

25 апреля в день встречи советских и американских войск на Эльбе, министр иностранных дел Великобритании А. Иден и государственный секретарь США Э. Стеттиниус сообщили У. Черчиллю и Г. Трумэну о предложениях Гиммлера. Премьер-министр Великобритании и президент США расценили их как попытку посеять раздор между союзниками. Они заявили, что капитуляция возможна лишь перед всеми тремя союзниками одновременно.

Через два дня, 27 апреля на неофициальной встрече английской делегации, прибывшей в Сан-Франциско для участия в учредительной конференции Организации Объединённых наций, Антони Иден как бы невзначай заметил: "Кстати... из стокольмских источников нам стало известно, что Гиммлер сделал через Бернадотта предложение о безоговорочной капитуляции Германии перед американцами и нами. Разумеется, мы сообщили об этом русских" .

Умело организованная "утечка информации" была тут же подхвачена средствами массовой информации. Присутствовавший на этой встрече директор Британской информационной службы в Вашингтоне Джек Уинокавр передал эту Полу Рэнкину из агентства Рейтер, но просил не указывать ее источник. Рано утром 28 апреля эта новость появилась в лондонских газетах.

В 9 часов вечера 28 апреля из радиопередачи Би-Би-Си Гитлер узнал о переговорах Гиммлера с графом Бернадоттом. По словам знаменитой летчицы третьего рейха Ханны Рейч, только что прилетевшей в Берлин, Гитлер "побагровел, и его лицо исказилось до неузнаваемости" . Рейч, отличавшаяся склонностью произносить длинные и эмоциональные монологи, впоследствии красочно описала этот приступ ярости фюрера. Гитлер в бешенстве кричал о низком предательстве человека, которому он доверял больше всех. Он объявил о лишении Гиммлера всех его званий. Рейч потом не раз повторяла приказ Гитлера, отданный им ей и Риттеру фон Грейму, только что назначенному вместо Геринга главнокомандующим военно-воздушными силами Германии: немедленно вылететь из Берлина, чтобы "арестовать Гиммлера как предателя" .

Выполнить это было нелегко: фон Грейм был ранен в ногу и передвигался на костылях. Поэтому хотя он был посажен на борт легкого самолета, его повела Ханна Рейч. Взлетев на улице у Бранденбургских ворот под огнем советской зенитной артиллерии, Рейч сумела вырваться из осажденного Берлина и направила самолет в Плён, где располагалась штаб-квартира Дёница.

В это время, как писали авторы биографии Гиммлера Роджер Мэнвелл и Генрих Френкель, "в Плёне Дёниц... и Гиммлер... делили власть". По свидетельству Шверина фон Крозига, который затем занял пост министра иностранных дел в последнем правительстве Германии, эти двое в конце концов договорились, что "будут верно служить признанному преемнику Гитлера, причем Дёниц явно рассчитывал, что место фюрера займет Гиммлер, а сам он станет рейхсфюрером".

Дёниц не получил четкого указания из Берлина об аресте Гиммлера, а лишь туманное распоряжение Бормана: "Немедленно и безжалостно покарать изменников" . Р. Мэнвелл и Г. Френкель подчеркивают: "Только Грейм имел недвусмысленный приказ арестовать Гиммлера, однако он не мог его выполнить без поддержки Дёница, а тот всё ждал, что Гиммлер вот-вот сам станет фюрером. Нет никаких сведений о том, как прошла встреча Грейма с Дёницем, что они сказали друг другу, какое решение приняли" . Очевидно одно: приказ Гитлера не был выполнен.

В Берлине же козлом отпущения был избран представитель Гиммлера в бункере Германн Фегеляйн. Он пытался скрыться, был обнаружен в штатской одежде в своей квартире в берлинском квартале, который вот-вот должны были занять советские войска, и был приведен в бункер. То обстоятельство, что Фегеляйн был женат на сестре Евы Браун, не спасло его. 28 апреля он был расстрелян в саду рейхсканцелярии.

Вечером 28 апреля Гитлер вызвал к себе всех обитателей бункера, в котором он жил последние дни, и предложил им всем покончить жизнь самоубийством. В ночь с 28 на 29 апреля Гитлер зарегистрировал свой брак с Евой Браун. На свадебной церемонии все молчали, за исключением Геббельса, который пытался развлекать новобрачных и гостей.

В 4 часа утра 29 апреля Гитлер заверил подготовленные им личное и политическое завещания. В нем Гитлер объявлял о своем решении "остаться в Берлине и принять добровольно смерть в тот момент, когда буду уверен, что резиденция фюрера и канцлера не может быть больше удержанной".

Гитлер назначал гросс-адмирала Дёница рейхспрезидентом Германии, военным министром и главнокомандующим ВМС. Рейхсканцлером Германии был назначен Й. Геббельс, а министром по связи с партией -- М. Борман. Главнокомандующим сухопутными силами стал командующий группой армий "Центр" генерал-фельдмаршал Шёрнер. Гитлер требовал "от всех немцев, всех национал-социалистов, мужчин и женщин и всех солдат вооруженных сил, чтобы они оставались верными долгу и до самой смерти подчинялись новому правительству и его президенту".

Он также объявлял том, что "Геринг, Гиммлер и их секретные переговоры с врагом, ведшиеся без моего ведома и против моей воли, а также их преступная попытка захватить государственную власть, помимо нелояльности лично ко мне, нанесли неисчислимый вред стране и всему народу ". Он исключал из партии Германа Геринга и Генриха Гиммлера, снимал их со всех государственных постов. В одном месте завещания Гитлер, не называя Геринга и Гиммлера по фамилиям, упомянул "презренных тварей" , которые подорвали "сопротивление" противнику.

"Политическое завещание" Гитлера было заверено четырьмя свидетелями: Йозефом Геббельсом, Мартином Борманом, генералом Вильгельмом Бургдорфом и генералом Гансом Кребсом. Три копии этого завещания были направлены 29 апреля Дёницу и Шёрнеру с тремя курьерами, которые должны были преодолеть позиции советских войск.

30 апреля в 14.25 войсками 3-й ударной армии 1-го Белорусского фронта была взята основная часть здания рейхстага. В 14.30 Гитлер предоставил Вейдлингу свободу действий и разрешил осуществить попытку прорыва из Берлина. А через час Жукову сообщили, что над рейхстагом разведчики сержант М. А. Егоров и сержант М. В. Кантария водрузили Красное знамя. Через двадцать минут после этого события Гитлер застрелился.

И всё же, как писал Конев, "немцы, уже явно обреченные в эти дни на поражение, продолжали... упорно драться, используя каждую нашу оплошность. В целом же к концу 30 апреля положение берлинской группировки врага стало безнадежным. Она оказалась фактически расчлененной на несколько изолированных групп. Имперская канцелярия, из которой осуществлялось управление обороной Берлина, после потери узла связи главного командования, находившегося в убежище на Бендерштрассе, лишилась телеграфно-телефонной связи и осталась с плохо работающей радиосвязью" .

Военный корреспондент П. Трояновский написал, как ночью 1 мая "на участке части полковника Смолина вдруг появился немецкий автомобиль с большим белым флагом на радиаторе. Наши бойцы прекратили огонь. Из машины вышел немецкий офицер и сказал одно слово: "Капитуляция..." Его поняли, приняли и проводили в штаб. Офицер заявил, что вновь назначенный начальник генерального штаба генерал Кребс готов явиться к Советскому командованию, чтобы договориться о капитуляции берлинского гарнизона. Советское командование согласилось принять Кребса..."

Два военных атташе.

Очевидно, что еще до своего самоубийства Гитлер уже не рассчитывал на военный успех, но надеялся уцелеть с помощью дипломатических маневров. Возможно этим объяснялась отставка с поста начальника штаба сухопутных войск Германии видного военачальника, практика и теоретика танковой войны Гейнца Гудериана. 28 марта вместо него был назначен генерал от инфантерии Ганс Кребс. Хотя Геббельс ничего не говорил о воинских талантах Кребса, он был удовлетворен этим выбором, назвав его "превосходным человеком" , который "был нашим военным атташе в Москве" .

Кребс блестяще говорил по-русски и был лично знаком с советскими военачальниками в период его работы в качестве помощника военного атташе в Москве вплоть до июня 1941 года. В Берлине хорошо знали и о примечательном эпизоде из деятельности Г. Кребса. Исполняя обязанности военного атташе, Г. Кребс присутствовал на проводах министра иностранных дел Японии Мацуока после подписания советско-японского договора о нейтралитете. Стремясь подчеркнуть верность СССР, взятым на себя обязательствам по этому договору, И. В. Сталин и В. М. Молотов лично прибыли на вокзал и тепло приветствовали Мацуоку. В то же время советские руководители постарались продемонстрировать свою готовность соблюдать и договоры 1939, подписанные между СССР и Германией.

В правительственной телеграмме в Берлин посол Германии Шуленбург писал 13 апреля 1941 г., что во время церемонии проводов, И. В. Сталин "громко спросил обо мне и, найдя меня, подошел, обнял меня за плечи и сказал: "Мы должны остаться друзьями, и Вы должны теперь всё для этого сделать!" Затем Сталин повернулся к исполняющему обязанности военного атташе полковнику Кребсу и, предварительно убедившись, что он немец, сказал ему: "Мы останемся друзьями с Вами в любом случае". Комментируя эти слова Сталина, Шулленбург писал: "Сталин, несомненно, приветствовал полковника Кребса и меня таким образом намеренно и тем самым сознательно привлек всеобщее внимание многочисленной публики, присутствовавшей при этом".

Не исключено, что не служба Кребса в различных штабах армий и групп армий с 1941 по 1945 гг., а его опыт военного дипломата в СССР были прежде всего востребованы руководством третьего рейха весной 1945 года.

В это же время Геббельс принялся изучать биографии тех, кто командовал Красной Армией, уже вступившей на землю Германии. 16 марта 1945 г. Геббельс писал: "Генштаб представляет мне книгу с биографическими данными и портретами советских генералов и маршалов. Из этой книги нетрудно почерпнуть различные сведения о том, какие ошибки мы совершили в прошедшие годы. Эти маршалы и генералы в среднем исключительно молоды, почти никто из них не старше 50 лет. Они имеют богатый опыт революционно-политической деятельности, являются убежденными большевиками, чрезвычайно энергичными людьми, а на их лицах можно прочесть, что они имеют хорошую народную закваску. В своем большинстве это дети рабочих, сапожников, мелких крестьян и т.д. Короче говоря, я вынужден сделать неприятный вывод, что военные руководители Советского Союза являются выходцами из более хороших народных слоев, чем наши собственные" .

Возможно, что интерес Геббельса к советским маршалам и генералам был вызван не только желанием посрамить собственных военачальников. Судя по содержанию его дневника, Геббельс в это время интересовался прежде всего делами, имевшими практическое значение для Германии. Не исключено, что он хотел лучше узнать о тех, с кем он хотел вступить в переговоры.

Биография Василия Ивановича Чуйкова вполне отвечала тем общим представлениям о советских военачальниках, которые вынес Геббельс из знакомства с их биографиями. Рожденный в крестьянской семье в селе Серебряные Пруды Веневского уезда Тульской губернии (ныне Московской области) будущий Маршал Советского Союза начал свою трудовую жизнь слесарем в Петрограде.

Начав воинскую службу в декабре 1917 г. в учебном минном корпусе в Кронштадте, В. И. Чуйков затем вступил в ряды Красной Армии. Он закончил Гражданскую войну с четырьмя ранениями и на должности командира стрелкового полка. С мая 1942 г. В. И. Чуйков -- активный участник Великой Отечественной войны. Под его командованием сражалась в Сталинграде знаменитая 62-я (затем 8-я гвардейская) армия. Затем войска "чуйковской" армии освобождали Правобережную Украину, Белоруссию, участвовали в блистательной Висло-Одерской операции.

Возможно, что Геббельс обратил внимание не только на боевой опыт В. И. Чуйкова, но и на его образование, позволившее ему поработать в дипломатической сфере. После завершения им учебы в Военной академии имени М. В. Фрунзе, а также академических курсы механизации и моторизации при этой академии, В. И. Чуйков закончил восточный факультет той же академии. После участия в Освободительном походе 1939 года и советско-финляндской войне, В. И. Чуйков стал военным атташе в Китае в 1940 г. и оставался там до начала 1942 г., т. е. в период нашей активной помощи этой стране в ее борьбе против японской агрессии. Так Чуйков обрел дипломатический опыт в сложных и тонких делах Дальнего Востока.

Вероятно, направляя бывшего военного атташе в Москве генерала Ганса Кребса на командный пункт к Чуйкову, Геббельс знал, что советский генерал-полковник имел хорошую подготовку для ведения международных переговоров.

Узнав от В. И. Чуйкова о прибытии Х. Кребса, Г. К. Жуков приказал генералу армии В. Д. Соколовскому прибыть "на командный пункт В. И. Чуйкова для переговоров с немецким генералом". Одновременно Жуков связался по телефону со Сталиным. Реагируя на сообщение о самоубийстве Гитлера, Сталин сказал: "Доигрался, подлец. Жаль, что не удалось взять его живым". Одновременно Сталин приказал: "Передайте Соколовскому. Никаких переговоров, кроме безоговорочной капитуляции, ни с Кребсом, ни с другими гитлеровцами не вести. Если ничего не будет чрезвычайного, -- не звоните до утра, хочу немного отдохнуть. Сегодня у нас Первомайский парад".

Жуков далее писал о звонке Соколовского "около 5 часов утра". По словам генерала армии, Кребс ссылался на отсутствие у него полномочий для переговоров о капитуляции. Он также сообщал: "Кребс добивается перемирия якобы для того, чтобы собрать в Берлине правительство Дёница. Думаю, нам следует послать их к чертовой бабушке, если они сейчас же не согласятся на безоговорочную капитуляцию".

По словам Жукова, он поддержал Соколовского, добавив: "Передай, что, если до 10 часов не будет дано согласие Геббельса и Бормана на безоговорочную капитуляцию, мы нанесем удар такой силы, который навсегда отобьет у них охоту сопротивляться". Далее Жуков писал: "В назначенное время ответа от Геббельса и Бормана не последовало. В 10 часов 40 минут наши войска открыли ураганный огонь по остаткам особого сектора обороны центра города" . Из мемуаров Жукова можно придти к выводу, будто визит Кребса был кратким, а Сталин вообще запретил вести какие-то переговоры.

Между тем наиболее полное описание переговоров с Кребсом имеется на 30 страницах книги Маршала Советского Союза В. И. Чуйкова "Конец третьего рейха". Чуйков отметил, что свидетелями переговоров стали также писатель Всеволод Вишневский, поэты Константин Симонов и Евгений Долматовский, композиторы Тихон Хренников и Матвей Блантер. Переговоры стенографировались. С немецкой стороны помимо Кребса, в переговорах приняли участие полковник генерального штаба фон Дуфвинг, выполнявший на переговорах обязанности адъютанта генерала, а также переводчик.

Из рассказа В. И. Чуйкова, подкрепленного стенографическими записями, складывается несколько иное впечатление о переговорах на его командном пункте, чем из воспоминаний Г. К. Жукова. Во-первых, Чуйков сообщал, что переговоры шли почти 10 часов. Во-вторых, Чуйков рассказал об установлении телефонной связи между германской рейхсканцелярией и командным пунктом 8-й гвардейской армии. В-третьих, на протяжении переговоров с Кребсом Чуйкову и Соколовскому не раз звонили некие вышестоящие лица. А ими могли быть Г. К. Жуков или И. В. Сталин. Стало быть, Сталин, сначала заявив, по словам Жукова, о недопустимости каких-либо переговоров, затем разрешил их продолжение и фактически участвовал в них.

Камнем преткновения на переговорах стало нежелание новых вождей рейха пойти на капитуляцию без согласия Дёница. Для этого были известные основания. Роли в триувмирате, сформированном Гитлером, были не четко определены. Обращение к Сталину было написано рейхсканцлером Геббельсом, но он указывал, что действует по поручению Бормана. Полномочия Кребса были также подписаны Борманом. Дёниц же был назначен рейхспрезидентом, то есть на пост, который был упразднен после смерти последнего президента Веймарской республики Пауля фон Гинденбурга 2 августа 1934 г. Комментируя в своих воспоминаниях последние назначения Гитлера, бывший министр вооружений Германии Альберт Шпеер называл их "самыми абсурдными в его карьере государственного деятеля... Он не смог ясно определить, как это уже случалось в последние годы его жизни, кто обладает высшей властью: канцлер или его кабинет, или же президент. Согласно букве завещания Дёниц не мог сместить канцлера или кого-либо из министров, даже если бы оказалось, что они не годятся для работы. Так важнейшая часть полномочий любого президента была отнята у него с самого начала".

К тому же находившийся в Плёне гросс-адмирал получал скудную информацию о том, что происходило в бункере рейхсканцелярии в последние дни. Лишь через три часа после самоубийства Адольфа Гитлера и его жены 30 апреля в 18.35 Борман направил радиограмму Дёницу: "Вместо бывшего рейхсмаршала Геринга фюрер назначил вас в качестве своего преемника. Вам высланы письменные указания. Немедленно примите меры, необходимые в этой ситуации".

Никаких сообщений об уходе Гитлера из жизни гросс-адмирал не получил и считал, что высшая власть в Германии по-прежнему принадлежит фюреру. По этой причине он отправил в Берлин ответ, в котором выражал свою преданность Гитлеру. Дёниц писал: "Если по воле Судьбы... мне суждено править рейхом в качестве вашего преемника, я приложу все силы, чтобы исход этой войны был достоин героической борьбы немецкого народа" .

Сокрытие информации о самоубийстве Гитлера было вызвано тем, что Геббельс и Борман опасались Гиммлера, который находился в Плёне, где был и Дёниц. Очевидно, что, скрывая смерть Гитлера, его наследники считали, что пока Гиммлер считает фюрера живым, шеф СС не решится захватить власть. Не спешили они и обнародовать "Политическое завещание" Гитлера, в соответствии с которым Гиммлер был исключен из партии и лишен всякой власти. Скорее всего, они опасались, что преждевременная огласка лишь ускорит действия Гиммлера. Руководитель всесильной эсэсовской организации мог объявить переданное радиограммой "Политическое завещание" Гитлера подложным, их -- изменниками, а то и убийцами Гитлера. Геббельс и Борман вряд ли сомневались в том, что Гиммлер мог поставить Дёница под свой контроль или даже объявить себя главой третьего рейха.

Положение Геббельса, Бормана и других было чрезвычайно шатким.

Реальная власть наследников Гитлера распространялась лишь на несколько берлинских кварталов. Лев Безыменский привел точные данные о территории, которую контролировало правительство Геббельса: "С севера на юг протяженность империи составляла ровным счетом 1650 метров -- от моста Вейдендаммбрюкке до Принц-Альбрехт-штрассе; с запада на восток -- 1150 метров -- от Бранденбургских ворот до площади Шлоссплац" . Само правительство Германии, которое возглавлял Геббельс, представляло собой лишь видимость такового. Из 17 членов правительства, назначенных Гитлером, в Берлине имелись лишь трое: Геббельс, Борман и новый министр пропаганды Вернер Науман. Это объясняло настойчивое стремление наследников Гитлера собрать Дёница и всех членов правительства в Берлине, о чем постоянно говорил Кребс. Этим же объяснялись также их страхи, что инициативу в руководстве Германией может перехватить Гиммлер.

Для обоснования законности своего положения Геббельс и Борман располагали лишь "Политическим завещанием" Гитлера. Ссылаясь на него, Геббельс, Борман и их сторонники подчеркивали, что лишь они правомочны вести переговоры о капитуляции. Поэтому первыми, кто за пределами бункера узнали содержание политического завещания Гитлера, стали советские военачальники и Сталин. Заявления о том, что Геббельс и Борман предпочитали вести переговоры с СССР объяснялись просто: у окруженных советскими войсками не было иного выхода, как капитулировать перед ними. Парадоксальным образом, Геббельс, Борман и Кребс старались воспользоваться общей капитуляцией для того, чтобы продемонстрировать свое право говорить от лица всей Германии, то есть подтвердить легитимность своего правительства капитуляцией.

Кребс говорил Чуйкову и Соколовскому: "Полная и действительная капитуляция может быть решена легальным правительством. Если у Геббельса не будет договоренности с вами, то что получится? Вы должны легальное правительство предпочесть правительству предателя Гиммлера. Вопрос войны уже предрешен. Результат должен решаться с правительством, указанным фюрером". По словам Чуйкова, Кребс, "волнуясь, уже почти кричит по-русски: "Изменник и предатель Гиммлер может уничтожить членов нового правительства!... Гиммлер думает, что германские войска еще могут быть силой против Востока. Он доложил об этом вашим союзникам. Нам это ясно, совершенно ясно!"

Кребс, Геббельс и другие не без основания полагали, что Советское правительство было готово принять капитуляцию у правительства, которое оказалось в берлинской ловушке, и тем самым завершить войну в считанные часы. В противном случае военные действия могли затянуться. При этом советские военачальники неизменно подчеркивали, что все переговоры об общей капитуляции должны происходить с участием всех союзников.

В то же время для Советского Союза был невыгоден захват власти Гиммлером, который уже вступил в тайные сепаратные переговоры с агентами западных держав. Поэтому прибывший на командный пункт В. Д. Соколовский, ссылаясь на Г. К. Жукова, предложил Г. Кребсу публично "объявить Г. Гиммлера изменником, чтобы помешать его планам". Заметно оживляясь, Кребс ответил: "Очень умный совет. Это можно сейчас же сделать. Конечно, с разрешения доктора Геббельса" . Кребс попросил разрешения послать полковника фон Дуфвинга к Геббельсу.

Чуйков позвонил начальнику штаба и приказал обеспечить переход полковника и одновременно связать наш батальон на переднем крае с немецким батальоном, чтобы установить телефонную связь Геббельса с советским армейским командным пунктом.

При переходе линии огня группа, в которой были фон Дуфвинг, немецкий переводчик и советские связисты, была подвергнута обстрелу с немецкой стороны, хотя полковник держал белый флаг. Несмотря на то, что командир советской роты связистов был смертельно ранен, связь с рейхсканцелярией была установлена. Правда, с немецкой стороны связь долго не работала. И все же после возвращения фон Дуфвинга Кребс смог разговаривать с Геббельсом по телефону.

После долгих переговоров Кребс зачитал Геббельсу по телефону советские условия капитуляции:

"1. Капитуляция Берлина.

2. Всем капитулирующим сдать оружие.

3. Офицерам и солдатам, на общих основаниях, сохраняется жизнь.

4. Раненым обеспечивается помощь.

5. Предоставляется возможность переговоров с союзниками по радио" .

Геббельс потребовал возвращения Кребса, чтобы обсудить с ним все эти условия.

На прощание Кребсу было сказано: "Вашему правительству будет дана возможность сообщить о том, что Гитлер умер, что Гиммлер -- изменник и заявить трем правительствам -- СССР, США и Англии -- о полной капитуляции. Мы, таким образом, частично удовлетворим и вашу просьбу. Будем ли мы помогать вам в создании правительства? Нет. Но даем вам право сообщить список лиц, которые вы не хотите видеть в качестве военнопленных. Мы даем вам право после капитуляции сделать заявление Союзным Нациям. От них зависит дальнейшая судьба вашего правительства" . Кребсу было также сказано, что после капитуляции Берлина советские войска дадут немцам самолет или автомашину, а также радиосвязь для установления контакта с Дёницем.

Кребс: "Список лиц, находящихся в Берлине, который мы дадим, не будет рассматриваться как список военнопленных?"

Ответ: "Это обеспечено. Офицерам сохраним звания, ордена, холодное оружие. Мы даем право представить список членов правительства, право связи с Дёницем. Но всё это после капитуляции" .

Кребс: "Итак, после капитуляции советское радио даст сообщение о смерти Гитлера, о новом правительстве и о предательстве Гиммлера?" Получив очередное подтверждение на этот счет, Кребс, по словам Чуйкова, "заверил, что постарается обо всем быстро договориться. 13 часов 08 минут. Кребс ушел" .

По словам Чуйкова, после прощания Кребс дважды возвращался "уже с лестницы: сперва он позабыл перчатки, которые положил на подоконнике вместе с фуражкой; однако, фуражку-то он надел, а вот перчатки не взял. Второй раз Кребс вернулся под предлогом, что забыл полевую сумку, которой у него вообще не было. Он уверял, что принес в ней документы от Геббельса и Бормана, хотя -- я хорошо это помню -- доставал бумаги из бокового кармана" .

Чуйков так объяснял поведение Кребса: "По глазам и поведению было видно -- генерал колебался: идти ему обратно в пекло или первому сдаться на милость победителя. Возможно, ждал, что мы объявим его пленником, с чем он, возможно, охотно согласился бы" .

После перехода Кребсом линии огня советские военачальники ждали ответа из рейхсканцелярии. Однако немцы молчали. Их молчание затягивалось.

Г. К. Жуков вспоминал: "В 18 часов В. Д. Соколовский доложил, что немецкое руководство прислало своего парламентера. Он сообщил, что Геббельс и Борман отклонили требование о безоговорочной капитуляции. В ответ на это в 18 часов 30 минут с невероятной силой начался последний штурм центральной части города, где находилась Имперская канцелярия и засели остатки гитлеровцев" .

Однако нет никаких документальных доказательств того, что руководители нового правительства на самом деле отвергли советские условия капитуляции. Указанный парламентер не предъявил никаких документов, свидетельствующих о том, что он действует по поручению Геббельса или Бормана. Не осталось никаких документов о заседании правительства Геббельса, на котором было принято решение отвергнуть советские условия.

Вечером 1 мая значительная часть обитателей бункера предприняла попытку прорыва из советского окружения. По оценке Уильяма Ширера, от 500 до 600 обитателей бункера, многие из которых составляли эсэсовцы, в конечном счете, сумели прорваться. Они затем оказались в оккупационных зонах союзников. Некоторые из них потом утверждали, что генералы Кребс и Бургдорф, а также чета Геббельсов, не присоединились к группе прорыва, а покончили жизнь самоубийством. Сообщали, что перед самоубийством Магда Геббельс с помощью врача умертвила своих детей. Борман же, по словам бывших обитетелей бункера. присоединился к участникам прорыва, но погиб в пути.

Однако никто не смог представить убедительные свидетельства того, как Кребс и Бургдорф покончили с собой. Их тела не были найдены.

Противоречивы свидетельства и о гибели Бормана по пути из бункера. Как убедительно доказал Лев Безыменский в своей книге "По следам Мартина Бормана", заявления личного шофера Гитлера Эриха Кемпки в его книге "Я сжёг Гитлера" опровергали его же показания на Нюрнбергском процессе о гибели Бормана от взрыва танка советским снарядом. Лидер "Гитлерюгенд" Артура Аксманна, на которого ссылался У. Ширер, уверял, что Борман принял яд в ходе побега. Однако его тело никогда не было обнаружено. Мартин Борман, поисками которого занимались значительную часть ХХ века, исчез бесследно.

Было немало рассказано о самоубийстве Геббельса, его жены, а также убийстве их детей, трупы которых были обнаружены. В своей книге Х. Р. Тревор-Роупер, привел показания адъютанта Геббельса гауптсштурмфюрера СС Гюнтера Швагермана. Тот утверждал, что вечером 1 мая Геббельс вызвал его и сказал: "Швагерман! Случилось величайшее предательство. Генералы предали фюрера. Всё потеряно. Я умру вместе с моей женой и своей семьей... Вы сожжете наши тела. Можете это сделать?"

По словам Тревора-Роупера, Швагерман обещал это сделать. После этого, адъютант направил шофера Геббельса и эсэсовца за бензином. "Вскоре (было половина девятого вечера) Геббельс и его жена прошли через бункер. У начала лестницы они миновали Швагермана и шофера Раха, который стоял с бензином. Они прошли мимо, не говоря ни слова, и поднялись по лестнице в сад. Почти немедленно прозвучали два выстрела. Когда Рах и Швагерман вышли в сад, они обнаружили два трупа на земле. Эсэсовский ординарец, который застрелил их, стоял рядом. Они послушно вылили четыре канистры бензина на трупы, зажгли их и ушли" .

Ctrl Enter

Заметили ошЫ бку Выделите текст и нажмите Ctrl+Enter

ШТУРМ РЕЙХСТАГА

С момента капитуляции Германии во Второй мировой войне в мае 2012 году исполняется 67 лет .

Вроде вот и дата не круглая, но все равно с приближением Дня 9 мая как официального праздника установленного в странах СНГ во наименование Победы над Германией, с подачи власть имущих в начинается официально организованный костюмировано-театральное действие, местами как в скажем в г. Волгограде иногда прирастающая в карикатуру.

Как вот на этих фото...

И так странно случилось в советской историографии, что центральным событием ПОБЕДЫ РККА в боях за город Берлин, почему признан не захват Рейхсканцелярии и бункера Адольфа Гитлера, где было сосредоточена вся оборона города и управления разрозненными военными армиями частями в остальной Германии, и где до 30 апреля 1945 года находился сам Адольф Гитлер, а занятие здания немецкого парламента- Рейхстага.

За этот подвиг на звание Героя Советского союза было выдвинуто сразу 150 солдат и офицеров, но получили "Героя" только 15 из них. И оставшиеся обделенными, вернее их потомки до сих пор ведут спор по этому поводу, в том смысле ну кто же первым водрузил знамя над Рейхстагом?

А вот за занятие Рейсхканцелярии так никто к "Герою" и не был представлен.

Но этому предшествовали и ряд важных событий 30 апреля- 1 мая 1945 года на командном пункте В. И. Чуйкова, где между ним и немецким гералом Кребсом начались переговоры.

Помимо В.И.Чуйкова по распоряжению Г.К.Жукова в переговорах принял участие генерал армии В.Д.Соколовский. Чуйков. Переговоры стенографировались. С немецкой стороны помимо Кребса в переговорах приняли участие полковник генерального штаба фон Дуфвинг, выполнявший на переговорах обязанности адъютанта генерала, а также переводчик.

Камнем преткновения на переговорах стало нежелание новых, после смерти 30 апреля 1945 г. вождей рейха пойти на капитуляцию без согласия Дёница которого фюрер А.Гитлер назначил в качестве своего преемника.

Кребс говорил Чуйкову: "Полная и действительная капитуляция может быть решена легальным правительством. Если у Геббельса не будет договоренности с вами, то что получится? Вы должны легальное правительство предпочесть правительству предателя Гиммлера.

Вопрос войны уже предрешен.

Результат должен решаться с правительством, указанным фюрером". По словам Чуйкова, Кребс, "волнуясь, уже почти кричит по-русски: "Изменник и предатель Гиммлер может уничтожить членов нового правительства!... Гиммлер думает, что германские войска еще могут быть силой против Востока. Он доложил об этом вашим союзникам. Нам это ясно, совершенно ясно!"

Кребс, Геббельс и другие не без основания полагали, что Советское правительство было готово принять капитуляцию у правительства, которое оказалось в берлинской ловушке, и тем самым завершить войну в считанные часы.

В то же время для Советского Союза был невыгоден захват власти Гиммлером. Поэтому прибывший на командный пункт В.Д.Соколовский, ссылаясь на Г.К.Жукова, предложил Г.Кребсу публично "объявить Г.Гиммлера изменником, чтобы помешать его планам".

Кребс ответил: "Очень умный совет. Это можно сейчас же сделать. Конечно, с разрешения доктора Геббельса". Кребс попросил разрешения послать полковника фон Дуфвинга к Геббельсу.

Чуйков позвонил начальнику штаба и приказал обеспечить переход полковника и одновременно связать наш батальон на переднем крае с немецким батальоном и таким образом установить связь Геббельса с армейским командным пунктом.

После переговоров Кребс зачитал Геббельсу по телефону советские условия капитуляции:

1. Капитуляция Берлина.

2. Всем капитулирующим сдать оружие.

3. Офицерам и солдатам, на общих основаниях, сохраняется жизнь.

4. Раненым обеспечивается помощь.

5. Предоставляется возможность переговоров с союзниками по радио.

Геббельс потребовал возвращения Кребса, чтобы обсудить с ним все эти условия.

На прощание, Кребсу было сказано: "Вашему правительству будет дана возможность сообщить о том, что Гитлер умер, что Гиммлер – изменник, и заявить трем правительствам – СССР, США и Англии – о полной капитуляции".

Перед уходом Кребс, по словам Чуйкова, "заверил, что постарается обо всем быстро договориться".

В 13 часов 08 минут Кребс покинул комнату, где велись переговоры.

Г.К.Жуков вспоминал: "В 18 часов В.Д.Соколовский доложил, что немецкое руководство прислало своего парламентера. Он сообщил, что Геббельс и Борман отклонили требование о безоговорочной капитуляции. В ответ на это в 18 часов 30 минут с невероятной силой начался последний штурм центральной части города, где находилась имперская канцелярия и засели остатки гитлеровцев".

Но вот тут "неувязочка" в словах Жукова.

Ведь вечером 1 мая 1945 г. значительная часть обитателей бункера, предприняла как раз успешную попытку прорыва из советского окружения.

По оценке Уильяма Ширера, от 500 до 600 обитателей бункера, многие из которых составляли эсэсовцы, в конечном счете, сумели прорваться. Они затем оказались в оккупационных зонах союзников.

Некоторые из них потом утверждали, что генералы Кребс и Бургдорф, а также чета Геббельсов не присоединились к группе прорыва, а покончили жизнь самоубийством. Борман же, по словам бывших обитателей бункера, присоединился к участникам прорыва, но погиб в пути.

Однако никто не смог представить убедительные свидетельства того, как Кребс и Бургдорф покончили с собой. Их тела не были найдены.

Итак, видим несколько важных моментов.

Во-первых никто после 30 апреля 1945 г. Рейхсканцелярию не только не штурмовал, а не приближался к ней.

Там велись важные переговоры о капитуляции и естественно все внимание и И.Сталине, Г.К. Жукова и всех остальных советских генералов было сосредоточено на этом. Судьба собственно самого Рейхстага уже никого, из верховного командования как бы не интересовала, и этот вопрос отошел на уровень компетенции командиров пехотных полков, чьи пехотные роты, занимали позиции вокруг здания Рейхстага.

А о том, на каком участке обороны был совершен прорыв, мы опять за эти 67 лет и не узнали.

Очевидно, еще и по этому, никто за занятие Рейсканцелярии так и не был представлен к наградам.

Но, наш рассказ не о Рейсканцелярии, а о Рейхстаге.

Поэтому, я закачивая свою вступление хочу предложить читателю свою версию тех далеких от нас событий.

И она получилась совсем не такой, какой вы ее помните по советским фильмам о войне или школьным учебникам истории.

И эту правдивую историю надо знать не тем еще оставшимся в живых к 9 мая 2012 года ветеранам. Они и так ее знают.

А это надо знать их внукам и правнукам.

Знать и понимать что война это не веселый турпоход типа детской игры "Зарница" или той войны, что показана фильмах Никиты Михалкова.

И немецкие солдаты, и офицеры это не комедийные актеры фильмов Чарли Чаплина или тупые садисты и убийцы из советских пропагандистских фильмов.

Герои на той германо-советской войне 1941-1945 годов были и немецкой стороны и с советской стороны.

И в связи с этим давно надо было начать процесс примирения солдат немецкой и советской армий. Пока еще есть кого примирить...

Вот цитата из обращения Клауса Фритцше к народам России и Германии.

"Мы – ветераны Второй Мировой, русские и немцы по национальности, пережили весь ужас кровопролитной войны и её разрушительные последствия.

И теперь ожидаем 70-ую годовщину начала войны со смешанными чувствами.

Мы активно выступали в последние двадцать лет с момента крушения советской системы и воссоединения Германии за то, чтобы мир оставался не только политическим состоянием между русскими и немцами, но и воцарился в сердцах людей".

ОБОРОНА РЕЙСТАГА

И прежде чем начать наш рассказ о штурме Рейхстага, нам надо выяснить, как вообще немецкое командование подготовило г. Берлин к обороне.

Еще в феврале 1945 Адольф Гитлер объявил Берлин крепостью, а в апреле до войск и гражданского населения, как города так и всей Германии заявлено, что оборона города является кульминацией боёв на Восточном фронте.

Что город должен стать могучим бастионом, о который разобьётся яростная волна советских войск.

Немецкое командование определило, что штурм Берлина мог происходить с двух противоположных направлений: с Запада – силами Союзников и с востока – Красной Армией.

Такой вариант был самым неудобным для немцев, потому, что потребовал бы распылить войска на разные направления.

Однако в руках германского руководства имелся совершенно секретный план Союзников – "Eclipse" ("Иклипс" – затмение). Согласно этому плану вся Германия была уже заранее поделена руководством СССР, Англии и США на зоны оккупации.

Чёткие границы на карте указывали, что Берлин отходил в советскую зону и что американцы должны были остановиться на Эльбе.

Зимой 1945 задачи штаба обороны Берлина по совместительству выполнял штаб Wehrkeis III – 3-го корпусного округа и только в марте у Берлина, наконец, появился свой штаб обороны.

6 марта 1945 на посту командующего обороной столицы генерала Бруно Риттера фон Хаоншилда заменил генерал-лейтенант Хельмут Рейман, а его начальником штаба стал полковник Ханс Рефиор.

Министр пропаганды Гёббельс получил должность имперского комиссара обороны Берлина.

Предусматривалось, что город будет поделен на 9 секторов поименованных от "A" до "H" и расходящихся в стороны от девятого, центрального сектора "Цитадель", где находились правительственные здания.

Цитадель должна была прикрываться двумя районами обороны "Ost" – вокруг Александрплатц и "West" – вокруг так называемого Кни (район Эрнст-Ройтер-Платц).

На оберста Лобека возложили непростую задачу проводить инженерные оборонительные работы.

Общая площадь Берлина составляла 88.000 гектаров. Протяжённость с запада на восток – до 45 км, с севера на юг – более 38 км.

Застроено было только 15 процентов, остальное пространство занимали парки и сады. Город делился на 20 районов, из которых 14 являлись внешними.

Общая планировка города отличалась прямыми линиями.

Улицы пересекаясь под прямыми углами образовывали множество площадей. Средняя ширина улиц 20-30 м. Строения каменные и бетонные, средняя высота 4-5 этажей.

К началу штурма значительная часть зданий была разрушена бомбардировками. В городе было до 30 вокзалов и десятки заводов. Наиболее крупные промышленные предприятия находились во внешних районах. В черте города проходила окружная железная дорога.

Протяжённость линий метро – до 80 км. Линии метрополитена залегали неглубоко, часто выходили наружу и шли по эстакадам.

Фортификационные работы на Берлинском направлении начались ещё в феврале 1945, когда вырисовывался советский прорыв к столице.

Однако вопреки всякой логике фортификационная деятельность была скоро свёрнуты и вновь повторно начаты лишь в самом конце марта, когда основной людской и материальный потенциал был уже задействован в битве на Одере, где окончательно рушился немецкий фронт на востоке.

На оборонительные работы оптимистично планировали привлечь до 100.000 человек, но реально ежедневное количество едва дотягивало до 30.000 и только один раз достигло 70.000.

2 апреля 1945 глава OKH Йодль приказал генералу Максу Пемзелю срочно вылететь в Берлин. Однако из-за плохой погоды он прибыл только 12 апреля и узнал, что оказывается накануне его, хотели назначить командующим обороной Берлина, но он опоздал.

Покидая столицу, генерал оценил Берлинские укрепления просто: "крайне бесполезны и смехотворны!"1

То же самое говорится в донесении генерала Серова от 23 апреля 1945, подготовленном для Сталина.

Советские специалисты констатировали, что в радиусе 10-15 км от Берлина не имеется никаких серьезных укреплений, а в целом, они несравнимо слабее тех, которые пришлось преодолевать Красной Армии при штурме других городов.

Именно в этих условиях немецкому гарнизону требовалось отразить атаку двух советских фронтов...

Однако, что собой представлял берлинский гарнизон?

А как такового гарнизона в Берлине до отхода 56 ТК с Зееловских высот, практически не существовало.

Командующий 56-м ТК генерал-лейтенант Хельмут Вейдлинг увидел следующее:

Гельмут Вейдлин г (2 ноября 1891 (18911102) – 17 ноября 1955) – генерал артиллерии германской армии. Командующий обороной и последний комендант Берлина.

Участник Первой мировой войны, в 1915 году получил звание старшего лейтенанта. Служил в подразделениях аэростатов, был командиром "Цепеллина". После первой мировой войны был командиром артиллерийской батареи, затем дивизиона. В 1922 году получил звание капитана, в 1933 году – майора, в октябре 1935 года – подполковника, в марте 1938 года – полковника.

В войне против Польши в 1939 году командовал артиллерийским полком, в войне против Франции в 1940 году был начальником артиллерии 9-го армейского корпуса, затем 4-го армейского корпуса. Участвовал в войне на Балканах.

На восточном фронте до конца декабря 1941 года был начальником артиллерии 40-го танкового корпуса. С конца декабря 1941 года до октября 1943 года был командиром 86-й пехотной дивизии. С 20 октября 1943 года был командиром 41-го танкового корпуса, этим корпусом командовал до полного его разгрома – до начала апреля 1945 года.

Вейдлинг участвовал в военных действиях на советско-германском фронте, с 10 апреля 1945 года стал командиром 56-го танкового корпуса.

23 апреля Гитлер на основании ложного доноса отдал приказ о расстреле командира 56-го танкового корпуса генерала артиллерии Г. Вейдлинга.

Узнав об этом, Вейдлинг прибыл в ставку и добился аудиенции с Гитлером, после которой приказ о расстреле генерала был отменён, а сам он был назначен командующим обороной Берлина.

Пытался организовать оборону города, ведя бои за каждый дом.

После самоубийства Гитлера 30 апреля, 2 мая 1945 года подписал капитуляцию немецких войск и сдался вместе с остатками гарнизона в плен.

Вейдлинг содержался в Бутырской и Лефортовской тюрьмах в Москве, а затем во Владимирской тюрьме.

27 февраля 1952 года военным трибуналом войск МВД Московского округа приговорён к 25 годам заключения в лагерях.

"Уже 24 апреля я убедился, что оборонять Берлин невозможно и с военной точки зрения является бессмысленным, так как для этого немецкое командование не располагало достаточными силами, больше того, в распоряжение немецкого командования к 24 апреля в Берлине не было ни одного регулярного соединения, за исключением охранного полка "Гросс Дейчланд" и бригады СС, охранявшей имперскую канцелярию.

Вся оборона была возложена на подразделения фольксштурма, полиции, личного состава пожарной охраны, личного состава различных тыловых подразделений и служебных инстанций ."

Более того, оборона была невозможна не только численно, но и организационно:

"Для меня было ясно, что нынешняя организация, т. е. разбивка на 9 участков, на длительный промежуток времени непригодна, так как все девять командиров участков (секторов) не располагали даже укомплектованными и сколоченными штабами" (Вейдлинг).

По сути, вся структура обороны стала Берлина основываться на остатках 56-го ТК.

16 апреля 1945 накануне Берлинской операции весь корпус насчитывал до 50.000 человек вместе с тылами.

В результате кровопролитных сражений на загородных оборонительных рубежах корпус понёс огромные потери и отступил в столицу сильно ослабленным.

К началу боёв в самом городе 56-й ТК имел:

18.Panzergrenadier-Division – 4000 человек

"Munncheberg" Panzer Division – до 200 человек, артиллерию и 4 танка

9. Fallschimjager Division – 4000 человек (войдя в Берлин, дивизия насчитывала около 500 человек, и была пополнена до 4000)

20. Panzergrenadier Divizion – 800-1200 человек

11. SS "Nordland" Panzergrenadier Division – 3500-4000 человек

Всего: 13.000 – 15.000 человек.

Однако и это все было на бумаге.

Можно ли 800-1200 человек называть дивизией? А если из них 80% это старики и дети, то, какое это регулярное армейское формирование?

Одним из немецких солдат сражавшихся за Берлин был Зигфрид Кнаппе.

Во время битвы он имел звание майора, возглавляя оперативный отдел LVI Танкового Корпуса. Кнаппе вместе с Тедом Брюсо недавно написал книгу "Солдат", о своей службе в немецкой армии с 1936 по 1949.

Вот отрывки из его интервью о книге:

"Журналист: Как была организована оборона Берлина?

Кнаппе: Оборона города состояла из трёх обводов с девятью секторами. Внешний обвод имел 60 миль по окружности и охватывал пригороды города. В основном он состоял из окопов неполного профиля и спешно организованных застав. Средний обвод был около 25 миль в окружности и опирался на уже имевшиеся преграды, такие как S-Bahn [окружная железная дорога] и крепкие дома.

Внутренний обвод был центром города и состоял из массивных правительственных зданий. Дополнительно были ещё шесть бомбонепробиваемых зенитных башен. Восемь секторов, обозначавшихся буквами от А до Н расходились как куски пирога через все три оборонительных обвода.

Девятый сектор, Z, находился в центре города. Сектор Z имел собственный защитный гарнизон состоявший из частей СС охраны Гитлера. До нашего прибытия, за зенитными подразделениями в Берлине не было регулярных армейских частей, о которых имело бы смысл говорить.

Журналист: Сколько обученных солдат у вас было в LVI Корпусе?

Кнаппе: У меня есть донесение, дающее хороший ответ на этот вопрос. В нём говорится, что когда у нас было пять дивизий их боевая мощь равнялась двум дивизиям.

Журналист: Сколько это человек?

Кнаппе: Около 40,000 человек, если бы обе дивизии имели полный штат мирного времени. В донесении ещё говорится, что другие подразделения в Берлине были эквивалентны двум-трём дивизиям и что Waffen SS были эквивалентны половине дивизии. Все вместе, согласно донесению, около четырёх-пяти дивизий состоявших из 60,000 человек с 50-60 танками.

Журналист: Насколько дееспособны были другие войска?

Кнаппе: Их боеспособность была ограниченной. Одни были Фольксштурмом и Гитлерюгендом, а их оснащение очень слабым. Другие, такие как подразделения ПВО, были ограничены в своей мобильности. Они все старались, но были не подготовлены или не оснащены для пехотного боя. А русские говорят в своей литературе [что мы имели] 180,000 человек1.

Журналист: Это придаёт их победе более значительный вид.

Кнаппе: Да. Они могут дотянуть до этого числа, взяв количество дивизий с их полным штатом мирного времени. Но у нас даже близко такого не было.

Журналист: Вы когда-нибудь думали, что могли выиграть битву?

Кнаппе: Нет. С самого начала было ясно, что у нас нет шанса. Мы лишь тянули пока Западные войска смогли бы добраться до Берлина.

Журналист: Вы когда-нибудь говорили между собой "Мы можем удержать русских в течение недели" или какой-то другой промежуток времени?

Кнаппе: Нет, мы никогда не использовали такие временные мерки. Мы знали, что сможем держаться достаточно долго, чтобы Западные войска подошли к Берлину.

Журналист: Как вы, будучи майором, стали начальником оперативного отдела штаба корпуса? И ещё, вы упомянули, что 20-ой дивизией командовал полковник, хотя обычно это должность генерал-майора. Было ли это совершенно нормальным в то время иметь меньшие звания при таких должностях?

Кнаппе: Да, на том этапе войны случались просто сумасшедшие вещи. Как я говорил в своей книге, я почти стал командиром дивизии, оставаясь майором!

Журналист: Как в Берлине вы осуществляли связь и управление войсками?

Кнаппе: Мы начали с гражданской телефонной системы. Настолько быстро, насколько смогли мы наладили нашу собственную сеть, но у нас не было всего необходимого оборудования связи. Так, что мы были рады возможности пользоваться гражданской телефонной системой.

Журналист: Насколько вы контролировали свои войска?

Кнаппе: Мы хорошо контролировали войска в Берлине. Мы потеряли управление над 20-ой дивизией в ходе безрезультатных боёв за городом, так же как 9-я армия потеряла управление над нами. У нас просто не было всех беспроводных средств связи, которые нам полагались. Вся наша связь осуществлялась посыльным, но всё же мы справлялись.

Журналист: Во время 2МВ немецкая армия имела множество подразделений созданных для конкретных операций. Дивизия Мюнхеберг была одной из таких и похоже она отлично выполняла свою задачу начиная с Зееловых Высот, когда она впервые вступила в бой и вплоть до самого конца в Берлине. Как немецкой армии это удавалось?

Кнаппе: Благодаря нашей подготовке. Оставалось ещё достаточно много хорошоо-подготовленных офицеров и офицеров-резервистов, чтобы мы могли это делать даже в конце войны. Все они прошли одинаковую выучку.

Журналист: Как они могли развивать сплочённость солдат, когда были наспех собраны и почти сразу брошены в бой?

Кнаппе: Это была задача офицеров и офицеров-резервистов. До Сталинграда нам не было нужды заниматься этим, однако потом это стало обычным делом, учитывая все поражения и отступления. Каждый понимал, что пока они держатся вместе и вместе воюют, то смогут избежать плена или смерти.

Журналист: Как была сформирована дивизия Мюнхеберг? Они набирали разрозненных солдат или пытались сохранить их группы?

Кнаппе: Все знали, что предстоит большое сражение за Берлин и территориальные формирования получили приказ присылать всех в город Мюнхеберг, откуда и пошло название дивизии. Генштаб определил, что потребуется для создания новой дивизии. Матчасть, артиллерия, средства связи и всё необходимое было определено и подготовлено к отправке в Мюнхеберг. Штаб дивизии уже был сфрмирован и находился на месте, получая оснащение. Таким образом, когда прибыли люди, то матчасть уже была готова и ждала их. Я делал такое во Франции, когда 6-я армия была потеряна в Сталинграде. Я выехал во Францию и для формирования артиллерийского батальона прибыли все, кто мне был нужен, всех званий, плюс 250 лошадей и орудия.

Журналист: Вы говорите в своей книге, что Советы упустили возможность захватить Берлин раньше, чем они это сделали. Вы могли бы пояснить это?

Кнаппе: Случай, о котором я говорю, когда они могли взять Берлин гораздо раньше, был после первых прорывов в нашей внешней обороне. Был период времени, когда наша оборона выглядела совсем бестолковой. Один край обороны опоясывал бункер [Адольфа Гитлера], а другой край опоясывал Олимпийский Стадион, включая мост Пихельсдорф, откуда мы собирались прорываться очень длинным, узким клином между двумя краями по бокам от Хирштрассе. Они могли очень легко атаковать район бункера продвигаясь на восток, прямо по Хирштрассе. Фактически, их одиночные танки постоянно пересекали Хирштрассе. Нам удавалось поддерживать контакт с подразделениями вокруг Олимпийского Стадиона по туннелю метро, проходившему под Хирштрасе. Каждый раз, когда я обновлял оперативную карту, я всё время удивлялся, почему они не осознавали того, что могли бы сделать. У нас не имелось достаточно сил, чтобы везде держать оборону. Однако, русские просто продолжали наступать там, где мы были сильнее всего. Они продолжали попытки пробиться к центру города кратчайшим путём, хотя более длинный путь оказался бы намного легче.

Журналист: Вы бывали в бункере Гитлера много раз во время битвы. Вначале охрана забирала у вас пистолет, но ближе к концу они перестали обыскивать вас и вы могли бы пронести его. Вы говорите в своей книге, что имели возможность застрелить Гитлера, но пока размышляли над этим, решили не делать. Могли бы вы подробней остановиться на этом?

Кнаппе: Если бы я его застрелил, то это ничего бы не изменило, потому, что война уже была, по сути, закончена.

Что вас заставило изменить свой мнение о Гитлере, после всех тех лет, что он являлся фюрером? Перемена произошла за день-два или же вы размышляли над этим некоторое время?

Кнаппе: Это не было внезапной переменой, а чем-то, что началось сразу после Сталинграда. Это касалось не только меня, а являлось общим настроением среди фронтовых офицеров. Мы могли видеть, что происходит на самом деле.

Журналист: Что заставило вас подумать про убийство Гитлера, когда представилась такая возможность?

Кнаппе: Возможно его заявление генералу Вейдлингу, когда Вейдлинг просил его разрешение на прорыв из города и просил пойти с нами. Генерал Вейдлинг рассказал мне, что Гитлер сказал, что не желает умирать на улице, как "Landstreicher". "Landstreicher" не имеет точного перевода на английский, именно поэтому в моей книге использовано слово "собака", но "Landstreicher" это что-то вроде бродяги или попрошайки. Мы оба видели сотни немецких солдат умирающих на улицах во время войны, и теперь Гитлер говорил, что не хочет умереть, как они. Мой брат умер от ран полученных в России. Так, что мы оба были очень огорчены тем, как Гитлер употребил это слово. Это был просто невероятный комментарий, тем более комментарий высказанный перед солдатом. С этого момента я начал понимать, что за человек был тот, за которого мы воевали.

Журналист: Значит, именно из-за этого утверждения?

Кнаппе: Да. Именно тогда у меня возник порыв застрелить его. Я не волновался о том, что меня казнят после этого, потому, что я и так считал себя уже покойником. В ходе войны мы отвоёвывали у русских некоторые позиции, и где бы это ни происходило, мы постоянно находили казнённых немецких офицеров. Поэтому, я думал, что русские казнят меня после того, как захватят. Подсознательно я понимал, что не могу позволить Гитлеру стать мучеником. Это породило бы ещё одну Dolchstosslegende или "высеченную в камне легенду". [Йозеф] Гёббельс [главный пропагандист Гитлера] мог бы сильно преуспеть в этом. Я уверен, что он вероятно сказал бы, что если бы Фюрер не был убит офицером штаба корпуса, то нашёл бы способ, как спасти немецкий народ.

Журналист: В своей книге вы говорите, что ели в бункере, когда каждый в последний раз ел перед тем, как пойти на прорыв и что вы сидели за тем же столом, что и Мартин Борман, личный секретарь Гитлера. Многие годы ходят слухи, что Борман пережил войну и его видели. Что, по-вашему, с ним случилось?

Кнаппе: Он мёртв. Он был толстый и неподготовленный. Если вы находитесь в бою, то должны быть подготовлены. Вам надо знать, что делать, когда кто-то стреляет в вас. Он бы не знал что делать, когда началась стрельба. Я уверен, что его застрелили где-то в городе. Было несколько донесений от людей из той группы, что его подстрелили, когда перешли через мост. Но конечно же никто в той группе его не проверял. Каждый думал только о себе, и кроме того, его всё равно никто не любил".

Но, кроме 56 ТК в Берлине были и другие войска.

Так в 9. Fallschimjager Division ситуация была не лучше. 500 измотанных боями парашютистов экстренно разбавили не трудно догадаться кем. Вот такая элита и вот такая дивизия...

Наиболее боеспособным формированием оставалась 11-я добровольческая дивизия "Нордланд".

Как ни парадоксально, именно иностранцы сыграли значительную роль в защите Берлина.

С остальными силами в гарнизоне определиться сложнее.

На допросе генерал Вейдлинг показал, что когда его корпус вошёл в город: "Вся оборона была возложена на подразделения Фольксштурма, полиции, личного состава пожарной охраны, личного состава различных тыловых подразделений и служебных инстанций".

Точного представления об этих малопригодных к боям силах Вейдлинг не имел:

"Я думаю, что части Фольксштурма, полицейские подразделения, подразделения пожарной охраны, зенитные подразделения насчитывали до 90 000 человек, кроме тыловых подразделений обслуживающих их.

Кроме того, были подразделения Фольксштурма второй категории, т.е. такие, которые вливались в ряды обороняющихся уже в ходе боёв и по мере закрытия тех или иных предприятий".

Итого – 90.000 детско-престарело-пожарно-тыловых войск не считая своих тылов, выглядят просто гротескно и для РККА это был не соперник в сражении.

Формально генерал Рейман имел в своём распоряжении 42 095 винтовок, 773 пистолета-пулемета, 1953 ручных пулемета, 263 тяжёлых пулемета, незначительное количество полевых орудий и миномётов.

Иногда в советских и западных источниках среди защитников Берлина упоминается дивизия Шарлемань.

Но в этой дивизии после кровопролитных боёв в Померании из около 7500 человек 33-й гренадёрской дивизии французских добровольцев "Шарлемань" уцелело приблизительно 1100.

Их собрали в Макленбурге для пополнения и переформирования где, около 700 человек решили сражаться до конца.

После переформирования остался один полк двухбатальонного состава – Waffen-Grenadier-Rgt. der SS "Charlemagne". 400 человек, не желавших более воевать свели в Baubataillon (стройбат) и использовали на земляных работах.

В ночь с 23 на 24 апреля 1945 из Рейхсканцелярии поступил приказ Гитлера задействовать весь имеющийся транспорт и немедленно явиться в Берлин.

Командир дивизии бригадефюрер СС Крукенберг срочно сформировал штурмбатальон (Franzosisches freiwilligen-sturmbataillon der SS "Charlemagne") из боеспособных подразделений 57-го гренадёрского батальона и 6-й роты 68-го гренадёрского батальона, к ним добавили подразделения учебной школы дивизии (Kampfschule).

Командиром батальона стал Анри Фене. Штурмбатальон отбыл на 9 грузовиках и двух лёгковых автомобилях. Впрочем, два грузовика так и не смогли добраться до места назначения, поэтому в Берлин прибыло всего лишь 300-330 человек.

Это было последнее пополнение, попавшее в столицу наземным способом до того, как город окружили советские войска.

На Олимпийском стадионе штурмбатальон сразу реорганизовали в 4 стрелковые роты по 60-70 человек в каждой и подчинили панцер-гренадёрской дивизии "Нордланд" (11. SS-Frw.Panzer-Gren.Division "Nordland").

Высоко мотивированные французские добровольцы внесли неоценимый вклад в оборону города – на их счету было около 108 подбитых советских танков.

Можно сказать, что эти солдаты оказались в нужное время в нужном месте, несмотря на то, что они понесли огромные потери в безнадёжной битве. 2 мая 1945 возле Потсдамского вокзала в советский плен попало около 30 выживших человек из "Шарлемани".

После "Шарлемани" последнее скудное пополнение прибыло ночью 26 апреля. Транспортными самолётами в Берлин были переброшены курсанты морской школы из Ростока, в количестве одного батальона трёх ротного состава.

Батальон "Grossadmiral Donitz" командора Кулманна поступил в распоряжение бригадефюрера Монке. Моряки заняли оборону в парке возле здания МИДа на Вильгельмштрассе.

Дополнительно в Берлине находилась 1-я дивизия ПВО "Берлин" (, а также подразделения 17-й и 23-й дивизий ПВО.

В апреле 1945 зенитные части насчитывали 24 орудия калибром 12,8-см, 48 10,5-см орудий, 270 8,8-мм орудий, 249 2-см и 3,7-см орудий.

С ноября 1944 в прожекторных частях всех мужчин рядового состава заменили женщинами, а на вспомогательных ролях, в качестве подносчиков боеприпасов и заряжающих использовались военнопленные, в основном советские.

В начале апреля 1945 почти вся зенитная артиллерия была сведена в зенитные ударные группы и выведена из города на внешний оборонительный обвод, где прменялась главным образом для борьбы с наземными целями.

В городе осталось три зенитных башни – в Зоосаде, Губбольдхайне, Фридрихсхайне и две тяжёлые зенитные батареи в Темельхофе и на Эберсвальдштрассе.

К исходу 28 апреля уцелело 6 зенитных батарей, начитывавших 18 орудий и ещё 3 отдельных орудия. К концу 30 апреля в Берлине было 3 боеспособных тяжёлых батареи (13 орудий).

Кроме того, в Берлине было четыре бригады с бронетехникой.

24 апреля 1945 Heeres-Sturmartillerie-Brigade 249, получила в Шпандау 31 новую САУ с берлинского завода Alkett. 27 апреля бригаде приказали пробиться сквозь советский заслон вокруг столицы, что она и сделала.

В Берлине самоходчики заняли позиции во Фридрихсхайне. 30 апреля в бригаде оставалось всего 9 StuG, которые с боями отходили к Александрплатц. Последний рубеж самоходчиков находился возле Высшей Технической Школы.

После известия о смерти Гитлера, 3 уцелевшие самоходки попытались вырваться из Берлина, но были уничтожены возле Шпандау.

Всё же некоторым солдатам во главе с хауптманом Хербертом Яшке удалось выйти из окружения и сдаться американцам.

Второй бригадой была Heeres-Sturmartillerie-Brigade 243. В первой половине апреля 1945 её личный состав использовался как пехота на позициях вдоль Тельтов канала. Вскоре с завода Alkett им доставили 40 новеньких самоходок, и 14-15 апреля бригада вступила в бой проив американского плацдарма на Эльбе возле Шёненбек.7

Sturmartillerie-Lehr-Brigade 111, 8 апреля 1945 насчитывала боеспособными – 33 StuG III, 9 StuH 42 and 5 Jgpz IV/70 (A), в краткосрочном ремонте – Jgpz IV/70 (A).7

Sturmgeschutz-Brigade 210, 8 апреля 1945 имела в строю – 12 StuG III, 13 StuH 42, 11 Jgpz IV/70 (V) и в долгосрочном ремонте – 1 StuG III, 2 StuH 42, 2 Jgpz IV/70 (V).7

Оборону города усиливали 6 противотанковых и 15 артиллерийских дивизионов.

Оборону Цитадели, возглавлял полковник Зайферт, но правительственный район внутри Цитадели находился в ведении бригадефюрера СС Вильгельма Монке, которого Гитлер лично назначил на эту должность.

Вильгельм Монке (15 марта 1911, Любек – 6 августа 2001, близ Эккенфёрде, Шлезвиг-Гольштейн) – бригадефюрер СС и генерал-майор войск СС.

С ноября 1931 состоял в СС (N15541).

После вступления в СС состоял в 4-м штандарте (Любек), с января 1932 – в 22-м штандарте (Шверин). С 17 марта 1933 служил в только что созданной штабсвахе (штабной страже) СС "Берлин" – личной охране Адольфа Гитлера – состоявшей из 117 человек под командованием Йозефа (Зеппа) Дитриха. Затем проходил службу в сформированном на её основе в сентябре 1933 "Лейбштандарте СС Адольф Гитлер". Командовал в нём 5-й ротой, в этом качестве участвовал в аншлюссе Австрии, в захвате Чехословакии.

Командовал своей ротой во время боевых действий в Польше в начале Второй мировой войны. С 28 марта 1940 – командир 2-го батальона в дивизии "Лейбштандарте СС Адольф Гитлер", принимал участия в боях в Бельгии и Нидерландах. После войны обвинялся в том, что 28 мая 1940 организовал уничтожение группы пленных англичан у Вормхуда (погибли от 65 до 80 пленных, которых загнали в сарай и забросали гранатами). В 1988 член британской палаты общин Джефф Рукер настоял на возобновлении расследования этого преступления, но немецкий прокурор счёл, что доказательств виновности Монке недостаточно.

Весной 1941 Монке участвовал в кампании на Балканах, 5 апреля 1941 был тяжело ранен в Югославии (ему хотели ампутировать ногу), занимался подготовкой новобранцев, вернулся в строй в 1942, с 16 марта того же года был вновь назначен командиром батальона в "Лейбштандарте". С 21 июня 1943 по 19 августа 1944 – командир 26-го моторизованного полка вновь сформированной дивизии СС "Гитлерюгенд", с июня 1944 участвовал в боях во Франции против высадившихся в Нормандии американских, британских и союзных им войск во главе боевой группы, названной его именем. 11 июля 1944 за отличие был награждён Рыцарским Железным крестом. Обвинялся в расстреле канадских военнопленных, но дело так и не дошло до суда.

17 июля 1944 был вновь ранен, но уже 20 августа того же года назначен командиром 1-й танковой дивизии СС "Лейбштандарте Адольф Гитлер" (после ранения её прежнего командира Теодора Виша). В этом качестве участвовал в декабрьском наступлении в Арденнах, в котором его дивизия понесла большие потери – это объяснялось большим количеством новобранцев, на подготовку которых не хватало времени, и дефицитом горючего. Подозревался в причастности к расстрелу его подчинёнными американских военнопленных в Мальмеди, но участие Монке в этом преступлении доказано не было. В начале 1945 получил новое тяжёлое ранение, в связи с чем 2 февраля 1945 сдал командование дивизией и назначен в резерв фюрера. Находился на лечении в клинике Хоенлихен.

В ночь на 21 апреля 1945 Адольф Гитлер назначил его командиром "боевой группы Монке", которой была поручена оборона рейхсканцелярии и бункера фюрера. Всего в состав группы входило около 9 батальонов общей численностью около 2100 человек.

После самоубийства Гитлера Монке 1 мая возглавил группу, совершившую прорыв из бункера и безуспешно пытавшуюся вырваться из Берлина на север.

Был взят в плен.

Награды

Послевоенная жизнь

Был перевезён в СССР, где содержался в Бутырской и Лефортовской тюрьмах в Москве, до 1949 находился в одиночной камере. 13 февраля 1952 приговорён военным трибуналом войск МВД Московского военного округа к 25 годам лишения свободы, был в заключении в тюрьме N2 города Владимира.

10 октября 1955 был репатриирован в ФРГ, жил в Барсбюттеле, работал торговым агентом, продавал небольшие грузовики и прицепы.

В правительственный район входила Рейхсканцелярия, бункер фюрера, Рейхстаг и прилегающие здания.

Монке подчинялся напрямую Гитлеру и Вейдлинг не мог ему приказывать.

Кампфгруппа Монке была экстренно создана 26.04.1945 из разрозненных подразделений и тыловых инстанций СС и насчитывала 2000 человек.

Остатки охранного полка двухбатальонного состава дивизии Ляйбштандарте Адольф Гитлер (LSSAH Wach Regiment), командир штурмбанфюрер Кашула (Sturmbannfuhrer Kaschula)

Учебный батальон из той же дивизии (Panzer-Grenadier-Ersatz- & Ausbildungs-Bataillon 1 "LSSAH" из Шпреенхагенна в 25 км юго-восточнее Берлина), командир оберштурмбанфюрер Клингемаер (Obersturmbannfuhrer Klingemeier). Накануне часть из 12 рот учебной базы в Шпреенхагене ушли в составе полка "Falke" в 9-ю армию Буссе. Остатки личного состава направили в Берлин и включили в полк "Анхальт".

Рота охраны Гитлера (Fuhrer-Begleit-Kompanie), командир адъютант Гитлера штурмбанфюрере Отто Гюнше (Sturmbannfuhrer Otto Gunsche)

Батальон охраны Гиммлера (Reichsfuhrer SS Begleit Battalion), командир Штурмбанфюрер Франц Шэдле (Sturmbannfuhrer Franz Schadle)

Разрозненные и малочисленные силы СС групефюрер Монке свёл в два полка.

1-й полк "Анхальт" кампфгруппы "Монке", названный по имени командира штандартенфюрера Гюнтера Анхальта (SS-Standartenfuhrer Gunther Anhalt). Когда Анхальт погиб, 30.04.45 полк переименовали по фамилии нового командира – "Валь" (SS-Sturmbannfuhrer Kurt Wahl). Полк состоял из двух батальонов, укомплектованных личным составом из Wachbataillon Reichskanzlei, Ersatz- und Ausbildungsbataillon "LSSAH", Fuhrerbegleit-Kompanie, Begleit-Kompanie "RFSS".

Полк воевал на позициях:

1-й батальон – ж.д. вокзал на Фридрихсштрассе, по линии Шпрее, Рейхстаг, Зигесаллее

2-й батальон – Мольткештрассе, Тиргартен, Потсдамер Плтац.

2-й полк "Falke" кампфгруппы "Монке". Сформирован из разрозненных тыловых инстанций.

Воевал на позициях: Потсдамер Платц, Ляйпцигштрассе, Министерство ВВС, Железнодорожный вокзал на Фридрихсштрассе.

Особо хочу остановиться на Рейхстаге.

Это здание в планах обороны Берлина не имело никакого военного значения, поскольку в нацисткой Германии оно не играло никакой политической роли.

Парламент больше там не собирался, да и сам А. Гитлер с 1933 года не был в Рейхстаге!

Но, вот во время войны, особенно когда начались интенсивные бомбежки и РККА подходила к Берлину в районе Зееловский высот, то в нем размещался центральный военный госпиталь, и родильное отделение клиники Шарите, а в верхних этажах находился центральный военно-медицинский архив.

То самое родительное отделение, где по воле пера Ю. Семенова "родила наша радистка Кэт" из фильма о приключениях Штирлица в Берлине.

Охрану здания несла одна рота солдат, которые по состоянию здоровья не могли воевать.

Там было еще несколько сот гражданских служащих и множество женщин и детей, которых до этого ежедневно приходили прятаться от артналетов в относительно безопасное здание

На сколько мест был рассчитан центральный военный госпиталь автору установить не удалось, но то, что он был переполнен и часть раненных находилась в бункере рядом с Рейхстагом удалось установить точно. Рассказ об этом эпизоде штурма Рейхстага будет в следующей части.

Так 22 апреля 1945 Гитлер снял генерал-лейтенанта Реймана с должности командующего обороной Берлина за пораженческие настроения.

Вместо Реймана Гитлер назначил полковника Китера (Ernst Kaeter), которого тут же произвёл в генерал-майоры.

До этого Китер являлся начальником штаба политотдела армии и этим вызывал доверие вождя.

Однако уже вечером фюрер взял командование обороной Берлина на себя, в чём ему должен был помогать его адъютант Эрих Беренфангер (Erich Barenfanger), срочно повышенный до звания генерал-майора.

И наконец 23 апреля, Гитлер доверил оборону столицы и практически свою жизнь командующему 56-м ТК генерал-лейтенанту Хельмуту Вейдлингу.

В советской 5-й ударной армии (та что собственно штурмовала "Цитадель" Берлина, после боёв оценили своих противников следующим образом:

"В г. Берлине у противника не оказалось полевых войск и тем более полноценных кадровых дивизий.

Основную массу его войск составляли специальные батальоны, школы, отряды полиции и батальоны фольксштурма.

Это отразилось на тактике его действия и значительно ослабило оборону г.Берлина"

В общем, при всех различиях цифры из большинства независимых источников сходятся к тому, что в Берлине однозначно не было 200.000 защитников.

Для сравнения, советская армия задействовала в штурме непосредственно города 464.000 человек и 1500 танков и САУ.

По оценке составителей сборника документов "Битва за Берлин. Красная армия в поверженной Германии" под руководством генерала В.А.Золотарева, Конев и Жуков вели "неоправданное соревнование" за овладение Берлином вследствие чего стали бессмысленные потери в живой силе...

А тот же маршал Жуков писал, что за время Берлинской операции – в боях на Зееловских высотах, в пригородах немецкой столицы и в самом городе потери советских войск составили почти триста тысяч человек.

Поздние статистические данные, что приводятся в сборнике "Битва за Берлин".свидетельствуют, что безвозвратные потери трех советских фронтов превысили 81 тысячу человек.

А вот общие потери оцениваются более чем в 360 тысяч человек.

Германское командование оценивало потери убитыми с 1 января по 1 мая 1945 года примерно в четверть миллиона человек.

Потери гражданского населения Берлина оцениваются в пределах от 100 до 150 тысяч человек.

Ну, и в заключение этой части, чтобы оторвать читателя от скучной статистики я подаю воспоминания немецкого танкиста о боях за Берлин.

Карл-Хайнц Турк, Унтершарфюрер sSS-Pz.Abt.503

Перевод Вадим Нинов

А ведь так было далеко не всегда — всего чуть более 70 лет назад немцы жили в закрытом и жестоком обществе, которое объявило весь мир своими врагами, а инвалидов, да и просто людей, которые показались нацистским бюрократам "неполноценными", уничтожали по страшной "программе Т-4" . К чести немцев, многие сопротивлялись таким жутким и бесчеловечным порядкам, но полностью сломить ситуацию помогло только военное вмешательство союзных армий, после чего нацистская система потерпела крах, а Германия шаг за шагом принялись строить нормальное и человечное общество.

К нацистскому прошлому в современной Германии относятся однозначно отрицательно. За редким исключением, состоящих из всяких фриков (часто одновременно хвалящих Гитлера и общающихся с марсианами), вы не найдёте среди немцев тех, кто сказал бы — "не всё в те времена было плохо", "не всё так однозначно" и т.д. Может быть, это и есть залог здорового развития общества — когда преступления однозначно называются преступлениями.

А в этом посте я хотел бы рассказать о здании новой Рейхсканцелярии, которое было построено в Берлине в конце 1930-х годов и стало символом страшной гитлеровской власти — да таким, что после войны было принято решение не восстанавливать здание (в отличие от других проектов нацистского периода), а полностью стереть с лица Земли. Сейчас от бывшей Рейхсканцелярии остались только редкие фотографии предвоенных лет, а также фотоснимки военных репортёров, запечатлевших полуразрушенную Рейхсканцелярию весной/летом 1945 года.

02. Для начала немного истории. "Рейхсканцелярия" — это традиционное название ведомства рейхсканцлера Германии с 1871 по 1945 годы. Во время прихода Гитлера и нацистов к власти в Берлине уже существовало одно здание Рейхсканцелярии — оно располагалсь по адресу Вильгельмштрассе, 77 (это был бывший дворец князя Антона Радзивилла); администрация Рейхсканцелярии разместилась в этом здании с 1871 года по настоянию Бисмарка.

После прихода нацистов к власти было принято решение возвести новое здание, которое должно будет олицетворять собой "новый порядок" и будет кардинально отличаться от построек старой, "декадентской" Германии. В 1938 году Гитлер поручил своему фавориту — "придворному" архитектору Альберту Шпееру спроектировать здание новой рейсхканцелярии — "традиционно германское" по стилю и гигантское по масштабам. Здание было возведено в рекордно короткие сроки — всего за один год, включая проектные работы и чертежи, а также всю внутреннюю отделку помещений.

По масштабу это был довольно крупный проект, который включал в себя как постройку полностью новых помещений, так и "итеграцию" с систему новой Рейхсканцелярии старой дворцовой застройки Вильгельмштрассе — эти старые здания хорошо видны в нижнем углу макета, созданном в архитектурном бюро Шпеера.

03. Шпеер, кстати, был единственным, кто признал свою вину на Нюрнбергском процессе — его обвиняли в использовании принудительного труда заключенных в конце войны; по результатам этого процесса Шпеер получил 20 лет тюремного заключения, которые отсидел "от звонка до звонка", а после освобождения написал несколько книг мемуаров, в которых он представлял себя "нейтральным технократом", которого использовали в своих интересах нацисты.

Вот раритетный снимок, на котором кто-то запечатлел процесс строительства Рейхсканцелярии — фото сделано поздней ночью 7 мая 1938 года — как видим, работы по строительству велись круглые сутки.

03. А вот так выглядел фасад уже готового здания. Рейхсканцелярия, надо признать, была довольно мрачным проектом, который должен был доказать миру превосходство чего-то там над чем-то, я подробно разбирал философию нацистской архитектуры своём посте про Берлин.

04. Ночное фото уже готового здания. по замыслу Гитлера и Шпеера, архитектура "Новой Германии" создавалась на контрасте к старой "мещанской" и "декадентской" архитектуре Берлина XIX века.

05. Цветной снимок зданий, сделанный в 1939 году. Практически все здания нацистского периода в Берлине однотипны — это такие "коробки" с квадратными колоннами, всегда отделанные серым камнем.

06. А вот так выглядел интерьер одного из залов Рейхсканцелярии. Как и многие другие диктаторы, Гитлер приходил в восторг от цифр "всяческих превосходств" и городо рассказывал посетителям о том, что "вот этот зал на 50 метров длинее, а вот тут потолок на 3 метра выше, чем в Версале".

07. Ещё зал, это главная приёмная. Как по мне — напоминает мещанскую кварииру Берлина или Вены 1920-х годов, увеличенную в 5 раз.

08. Личный кабинет Гитлера. На переднем плане стол, за которым работал "вождь", а на заднем плане — камин с зоной отдыха. Слева стоит знаменитый глобус, который замечательно обыграл Чарли Чаплин в своём знаменитом фильме "Великий диктатор".

09. А вот это — мрачные интерьеры уже пострадавшей в ходе бомбардировок Рейхсканцелярии. Фото сделано в мае 1945 года, в районе Вильгельмштрассе велись ожесточенные бои.

10. Каминный зал со следами пожара и осыпавшейся отделкой.

11. Советские солдаты вместе с гражданскими немцами снимают бронзового нацистского орла, который располагался над одним из дверных проёмов. На стенах видны автографы солдат — на здании расписывались не меньше, чем на захваченном Рейхстаге.

12. Солдаты британской армии в залах Рейхсканцелярии:

13. Внутренний двор Рейхсканцелярии с сожженными в ходе боевых действий броневиками.

14. Следы уличных боёв:

15. Задний двор Рейхсканцелярии — здесь располагался знаменитый бункер Гитлера или "Фюрербункер".

16. Бетонная коробка слева — вход в бункер, справа — наблюдательная башня с конусообразной верхушкой (для уменьшения повреждений при попадании снаряда).

17. В 1945 году здание Рейхсканцелярии было уничтожено — часть его обломков пошла на монументы павшим солдатам, которые брали Берлин. А в 1947 году взрывом был уничтожен и бункер Гитлера:

На месте бывшей Рейхсканцелярии сейчас располагается

1. Бункер Гитлера

2. Верхний бункер

3. Рабочие кабинеты и комнаты отдыха генштаба и адъютантов

4. Главный двор

5. Станция метро «Кайзерхоф»

6. Госпиталь, рабочий кабинет и комната отдыха (Мартин Борман, Ганс Кребс, генерал Бургдорф, Ганс Баур)

7. Комната с мозаикой

8. Круглая комната

9. Мраморная галерея

10. Рабочий кабинет Гитлера

11. Комната собраний кабинета рейха

12. Административные службы

13. Гараж для автомобилей

14. Казарма телохранителей

15. Подземные гаражи

16. Бункер шоферов

17. Подземные мастерские

18. Оранжереи

В русском переводе – «Бункер». Фильм Бернда Айнхигера, снятый по книгам «Крах: Гитлер и конец Третьего рейха» Йоахима Феста и «До последнего часа» Траудель Юнге и Мелиссы Мюллер. (Примеч. перев.)

Napola, вернее, NРЕА (сокр. нем.) – система элитных школ под общим названием Национально-политические академии, готовивших будущих наместников на оккупированных территориях во всем мире. На эту тему в Германии был создан фильм «Напола. Элита для фюрера» (2004), известный в русском прокате как «Академия смерти».

Чтобы оценить размер полученной суммы, загляните в книгу Геца Али «Как Гитлер купил немцев» (2005). По словам автора, в 1939 году ежемесячная зарплата в 200 рейхсмарок была выше средней, а пенсии составляли около 40 рейхсмарок. (Здесь и далее, кроме особо оговоренных случаев, примечания Никола Бурсье).

В марте 1935 г. была восстановлена воинская повинность, несмотря на то что по условиям Версальского договора она была запрещена.

Ферфюгунгстгруппен – войска второго эшелона, отведенные в резерв. (Примеч. перев.)

Рейхсарбайтердинст – «рабочая служба рейха», обязательная для молодых людей обоих полов с 26 июня 1935 г.

С декабря 1938 г. Генрих Гиммлер, глава полиции и министр внутренних дел, смягчил критерии отбора, чтобы увеличить число новобранцев в лейб-штандарте и других подразделениях СС.

С 1934 г. в Штеглице были расквартированы части СС. 30 июня 1934 г. во время «ночи длинных ножей» там были убиты 40 офицеров высшего командного состава немецкой армии.

Лейб-штандарт СС «Адольф Гитлер» был создан в 1933 г. как личная охрана фюрера. Тогда он состоял из 120 человек под началом Йозефа Дитриха.

Четвертый полк, называвшийся «Фюрер», был основан несколько позже.

Вооруженные силы Германии в 1919–1935 гг., ограниченные условиями Версальского договора 1919 г. (Примеч. перев.)

10 апреля немецко-австрийское население (97 %) на референдуме проголосовало за присоединение Австрии. В своей книге «Турбулентная Европа и новые государства» Рене Жиро и Роберт Франк подчеркивают «стратегическую и мобилизационную» победу нацистской Германии.

УСПД – Независимая социалистическая партия Германии. Группировка ультралевых социалистов (1917–1931 гг.).

«Хрустальная ночь» (или «ночь разбитых витрин») – первый массовый еврейский погром в гитлеровской Германии. В ночь с 9 на 10 ноября 1938 г. было арестовано 20 000 евреев, разрушена 191 синагога, более 1000 домов и магазинов разграблены частями СС.

15 марта 1939 г. немецкие солдаты занимают Чехословакию, которая перестает существовать как государство. Согласно Богемскому договору, она разделяется на Моравию и Словакию, которые становятся верными союзницами рейха.

1 сентября 1939 г. немецкие войска вошли в Польшу. Батальоны СС принимали участие в наступлении. Дивизии «Мертвая голова» – Верхнебаварский, Бранденбургский и Тюрингский мотопехотные полки – наступали между 10-й и 8-й армиями, имея задачу «усмирить» и «очистить» зоны, и были авангардом политики массового уничтожения. Цит. по книге Вольфганга Шнайдера «ваффен СС».

Один из первых концлагерей, открытый нацистами в марте 1933 г. В начале 1940 г. у Третьего рейха было уже шесть лагерей: Дахау, Заксенхаузен, Бухенвальд, Маутхаузен, Флоссенберг и Равенсбрюк. (Гордон Дж. Хорвиц. Маутхаузен, город в Австрии.) Лагеря находились в ведении СС, службы безопасности, возглавляемой Генрихом Гиммлером. Дахау относился к первой категории: в нем содержались заключенные, подлежащие реабилитации.

В тридцатых годах немцы называли свидетелей Иеговы Ernste Bibelforscher(дословно: «серьезные исследователи Библии»). С момента прихода нацистов к власти свидетелей Иеговы преследовали и депортировали в концлагеря.

Смотри план канцелярии.

С 1934 г. Гитлер окончательно обосновался в здании, которое называли Старой канцелярией. Это здание, построенное архитектором С. Ф. Рихтером в 1739 г., до него занимали князь Отто фон Бисмарк и Фридрих Эберт. В 1943 г. здесь был сооружен подземный бункер для Гитлера. Последние остатки канцелярии рейха были снесены в 1949 г.

В 1939 г. каждый новый член НСДАП получал партийный билет, номер которого был больше семи миллионов.

Гинденбург, Пауль фон (1847–1934) – генерал-фельдмаршал Германской империи. Президент Германии (1925–1934). (Примеч. перев.)

РСД – служба безопасности рейха, с 1935 г. возглавляемая лейтенантом Йоханом Раттенхубером. Представляла собой полицейскую часть, в состав которой входили своя бегляйткоммандо и команда эскорта. Служба была специально создана для Гитлера и, по сути, дополняла бегляйткоммандо «Адольф Гитлер», где служил Рохус Миш.

Миш использует слово Kamerad, а не Genosse, которое в немецком языке используется для наименования члена коммунистической или социалистической партии.

Гитлер уехал из Берлина вечером 9 мая на специальном поезде в свой новый командный пункт в Эйфеле, окрещенном «Гнездо в скалах». Именно оттуда он объявил «молниеносную войну» (блицкриг) против Голландии, Бельгии и Франции.

Штабсвахе, созданный Гитлером в марте 1933 г. отряд из сотни телохранителей, в том же году был переименован в лейб-гвардию СС «Адольф Гитлер» под началом Йозефа Дитриха, по прозвищу Зепп. В 1941 г. Дитрих, член НСДАП с 1923 г., получил чин генерала ваффен СС.

28 июня 1940 г. Гитлер в сопровождении Макса Амана и Эрнста Шмидта, двух его товарищей со времен Первой мировой войны, в первый и единственный раз приехал в оккупированную французскую столицу.

Гауляйтеры возглавляли гражданскую администрацию какого-либо региона. В первые годы войны их полномочия значительно расширились и они практически получили также функции комиссаров обороны рейха.

Член НСДАП с 1931 г., привилегированный архитектор Гитлера. Именно ему в 1937 г. Гитлер доверил реконструкцию Берлина. В феврале 1942 г. назначен министром вооруженных сил.

По словам адъютанта Николауса фон Белова, подборкой иностранных фильмов для фюрера занимался Геббельс.

Квартал к северо-востоку от Александерплац, в то время – скопление переулочков, где жила в основном беднота, нищие евреи, выходцы из Центральной Европы. При нацистском режиме кварталу пришлось несладко.

Крепкий спиртной напиток итальянского происхождения, что-то вроде горького шнапса.

По свидетельству Кристы Шредер, секретарши Гитлера, сделанному в 1947 г. в книге «12 лет после Гитлера» (2004), в 1944 г. ей иногда приходилось работать до девяти часов утра.

Начальник партийных адъютантов фюрера. Не путать с военными адъютантами.

Разногласия между Гитлером и Брюкнером возникли в октябре 1940 г. по поводу молодого денщика, которого фюрер уволил, уступив жалобам Канненберга.

Юлиус Шауб, помимо прочих обязанностей, был ответственным за транспортировку денег, предназначенных для фюрера.

Иоганна Вольф поступила на работу в канцелярию в 1929 г. и покинула ее шестнадцать лет спустя, 22 апреля 1945 г., когда из Берлина уносили ноги последние уцелевшие соратники фюрера.

9 ноября 1944 г. оба были уволены Гитлером после возникновения разногласий относительно методов лечения доктора Мореля.

Гатов – район в округе Шпандау под Берлином. (Примеч. перев.)

10 июля 1940 г. Гитлер был в Мюнхене на краткой встрече с премьер-министром Венгрии графом Телеки. В Бергхоф он приехал только вечером.

С 16 по 21 октября. По воспоминаниям Николауса фон Белова, именно в этот свой приезд Гитлер расстался с адъютантом Брюкнером.

Эндайя – город на границе Франции и Испании. (Примеч. перев.). Здесь 23 октября 1940 г. встретились Франко, Гитлер и Риббентроп, который специально приехал из Берлина. На следующий день, на обратном пути, в Монтуаре, Гитлер встретился с Петеном и Лавалем.

Жена архитектора Альберта Шпеера.

Вице-председатель шведского Красного Креста и близкий родственник короля Швеции. 22 апреля 1945 г. в Любеке вел с Генрихом Гиммлером переговоры о безоговорочной капитуляции.

Криста Шредер уверенно заявляет, что «Гиммлер много рассказывал фюреру о том, что происходило в лагерях медленной смерти». Британский историк Кершоу говорит о том, что «нигде, ни в разговорах со своими адъютантами или секретарями, мы не найдем ни одного явного свидетельства того, что он знал об уничтожении евреев. Об этом, возможно, вообще не говорилось, а если и говорилось, то в частных беседах с Гиммлером и в общих словах или в форме мрачных намеков, зашифрованным языком».

Визит проходил 12 и 13 ноября 1940 г. по приглашению Риббентропа. Год спустя после подписания советско-германского пакта о ненападении (23 августа 1939 г.) отношения между Москвой и Берлином стремительно ухудшались. В ходе визита наркома иностранных дел СССР по внешней политике Гитлер потерпел фиаско, так как Молотов отказался от любых предложений по разделению мира, выдвинутых немецким руководством. Возможно, именно тогда Гитлер решил в 1941 г. начать наступление на Советский Союз.

До этого момента воздушных налетов на столицу не было.

Роскошный отель в нескольких шагах от канцелярии, в начале улицы Унтер-ден-Линден.

Гитлер очень ценил Фюртвенглера за то, что он вывел Берлинский филармонический оркестр на международный уровень. По Кершоу, он был одним из «наиболее значительных культурных посланников режима».

Судя по всему, Миш путает два выступления Гитлера, сделанные приблизительно в одно и то же время. 30 января 1941 г. фюрер выступал в Спортпаласт по случаю восьмой годовщины своего избрания на пост канцлера (в последующие годы он вернулся к этой традиции). Но в том выступлении речь шла не о долгосрочных военных перспективах, а в основном оно было посвящено нападению на Великобританию и вопросу истребления евреев в Европе. Миш, скорее всего, присутствовал при произнесении другой речи, когда 10 декабря 1940 г. Гитлер обращался к рабочим крупного берлинского оружейного завода.

В те времена самый большой и знаменитый вокзал Берлина. Сегодня от него осталась только часть фасада, возвышающаяся над пустырем.

Для того чтобы установить связь, поезд должен был останавливаться.

Компания «Митропа» (название представляет собой сокращение) – Германская железнодорожная компания, основанная в 1916 г. (Примеч. перев.)

С начала тридцатых годов Гитлер стал вегетарианцем и постепенно все более и более строго придерживался вегетарианского режима питания.

Географическим центром федеральной земли Бранденбург является Берлин.

Это произошло 9 мая 1941 г. после выступления в рейхстаге, в ходе которого он объявил о начале «года великих завоеваний», подразумевая под этим готовящееся наступление на Советский Союз.

Более точно вспомнить дату этого события Миш не смог.

Гитлер оставил возможность для сближения между Лондоном и Берлином. Подписание сепаратного мира и сотрудничество с Великобританией в борьбе с большевизмом могли бы сильно укрепить позиции нацистского диктатора. Переговоры начались в августе 1940 г.

У Гесса был неподалеку дом в Мюнхене.

В середине 1943 г. к бункеру фюрера был пристроен большой рабочий кабинет.

Бункер, в котором находился фюрер, назывался «зона безопасности I». Вокруг всего комплекса сооружений, растянувшись на несколько километров, шло «внешнее» заграждение из колючей проволоки.

Он приезжал в Берлин всего три раза, 3 октября, 21 и 28 ноября. 8 ноября он приехал в Мюнхен на ежегодное заседание в годовщину путча 1923 г.

С 1 сентября 1941 г. особым указом все евреи старше шести лет обязаны были носить на груди звезду Давида.

Секретная конференция на озере Ванзее близ Берлина под руководством начальника безопасности Рейнхарда Гейдриха, в ходе которой было постановлено принять меры для «окончательного решения еврейского вопроса».

В сентябре 1941 г., следуя указаниям Гиммлера, Гейдриха и Геббельса, Гитлер санкционировал высылку евреев из Европы на восток.

«Основной задачей фюрера было привить Муссолини оптимистичный взгляд на войну на востоке» (Кершоу).

Сейчас – Карловы Вары, Чехия.

Решение о том, чтобы приблизить ставку к линии фронта, было принято в конце июня. В первый раз Гитлер приехал туда 16 июля, прямым рейсом из «Волчьего логова» в Восточной Пруссии. Эта ставка располагалась в 200 км к юго-западу от Киева.

В 1919–1920 гг., когда Гитлер работал в качестве информатора рейхсвера, он выбрал себе слово «Волк» в качестве позывного. Ему нравилось так себя называть, ибо псевдоним намекал на силу животного и будто бы имел смутное родство с именем Адольф (имя «Адольф» переводится с древнегерманского как «волк». (Примеч. пер.)

Город в Нижней Саксонии, основанный в 1938 г. путем объединения нескольких коммун, проживали в нем рабочие автомобильных заводов.

В начале 1940 г. Гитлер переводит свою ставку с горного правобережья Рейна («Гнездо в скалах») в Брюли-де-Пеш, недалеко от Брюсселя.

Оперный тенор, родился в 1904 г. в семье православных евреев. Начинал он как певчий на богослужениях. Пение изучал в Берлине в 1925 г., быстро стал звездой радиопередач. Был признан и любим в Германии за исключительный тембр голоса, играл первые роли в музыкальных фильмах. В 1933 г. бежал из нацистской Германии. И тем не менее до 1938 г. его пластинки продавались в музыкальных магазинах Германии. «Маленький человек с большим голосом» умер в Швейцарии в лагере для беженцев в 1942 г.

19 ноября советские войска начали наступление под Сталинградом, частично захваченным немецкими солдатами. 25 ноября Шестая армия генерала Фридриха Паулюса оказалась полностью окруженной.

Скорее всего, это было в начале ноября.

Геринг также полагал, что войска под Сталинградом можно будет поддерживать с воздуха, несмотря на очень плохие погодные условия. Впоследствии это оказалось невозможным.

Паулюс сдался 31 января. 2 февраля 1943 г. последний взвод солдат сложил оружие. 3 февраля новость была на передовицах всех газет. Страна была абсолютно подавлена.

Начиная с конца 1942 г. Гитлер все. меньше внимания уделял своим обязанностям канцлера. Геббельс обвинял его в том, что в это время «внутренняя политика Германии никем не контролировалась», а в обществе назрел «настораживающий кризис власти».

Геше, глава сопроводительного отряда, присоединился к действующей армии гораздо позже, ближе к концу 1944 г. 5 января 1945 г. его заменил заместитель Франц Шёдле.

С августа 1943 г. по февраль 1944 г.

В марте 1943 г. Геринг заметил, что с начала войны Гитлер постарел лет на пятнадцать.

Кершоу цитирует генерала Хайнца Гудериана, который был поражен, увидев Гитлера в феврале 1943 г. «постаревшим, с трудом подбирающим слова и с дрожащей левой рукой».

«Допустить на четверть еврейку до приготовления еды для Гитлера – это невозможно!» По словам секретарши, Гитлер уволил ее только в феврале 1944 г.

В 1943 г. дивизионный генерал Карл Вольф был отправлен Гиммлером в Италию, чтобы управлять там силами полиции и войсками СС.

Генриетта фон Ширах рассказала Гитлеру об ужасном обращении с депортированными в Амстердам евреями. Это была тема, которой в присутствии фюрера старались не касаться. На следующий день, 24 июня 1943 г., ей пришлось уехать из Бергхофа.

С конца июля 1943 г. Королевские Военно-воздушные силы начинают доселе невиданные по размаху бомбардировки немецких городов.

Вызывающая сомнение дата.

Heiligabend означает по-немецки «сочельник».

Вечером 24 февраля Гитлер произнес речь в пивной «Хофбройхаус» перед старейшими членами партии.

В течение нескольких недель Гитлер был абсолютно уверен в том, что высадка союзнических войск на французский берег произойдет в самое ближайшее время. Он был убежден в том, что немецкая армия сможет сдержать их наступление.

Как рассказывал Иоганнес Хентшель, начальник машинного отделения канцелярии, Рохус Миш был «единственным эсэсовцем, который носил четки и молился».

Гитлер многократно признавался в кругу своих близких, что после того, как закончится война, он собирается начать борьбу с христианской церковью. Он считал, что в будущей Германии церкви нет места. Однако во время войны фюрер постарался сдержать порывы самых отъявленных антиклерикалов (Бормана и Геббельса), чтобы не вызвать недовольства верующих.

В 12.42 в зале заседаний в ставке «Волчье логово» взорвалась подложенная полковником Клаусом Шенком фон Штауф-фенбергом бомба. Гитлер отделался легкой контузией и царапинами. Сообщение о покушении было передано в Берлин всего через несколько минут после взрыва.

В шесть часов вечера Ремер, который находился тогда в кабинете Геббельса, получил личный приказ Гитлера доставить сообщников в Берлин. Нескольких замешанных в этом деле офицеров, в том числе Штауффенберга, в ту же ночь расстреляли.

Из двадцати четырех человек, находившихся тогда в зале заседаний, четверо погибли в результате взрыва.

После покушения Гитлер в очередной раз уверовал в свою счастливую звезду, в знак Провидения, как он заявил в своем радиовыступлении 20 июля 1944 г. Несмотря на это, со следующего после покушения дня, по воспоминаниям Кристы Шредер, было запрещено «оставлять портфели в местах, где мог находиться фюрер», «все продукты питания подлежали пробе, а лекарства проходили тщательную проверку в лабораториях СС».

«Узкая деревенская кровать, холодные, голые бетонные стены его бункера, все дышало нищетой тюремной камеры», – пишет Шредер в своем дневнике. Гитлер провел в постели два дня, до 2 октября.

Наступление в Арденнах, начатое 16 декабря 1944 г., захлебнулось у Бастони. 7 и 8 января Гитлер приказал танковым частям, занятым в операции, повернуть назад. С 12 января русские перешли к решительной атаке на Восточном фронте.

В 1939 г. в Берлине насчитывалось 4,5 миллиона жителей. В последние месяцы войны было эвакуировано около полутора миллионов человек. И тем не менее каждый день в город приезжали все новые, спасающиеся от войны беженцы.

Строить бункер для Гитлера начали только в 1943 г. Работы продолжались почти два года и обошлись в 1,4 миллиарда рейхсмарок. Убежище на 12 метров уходило под землю, а его верхняя бетонная часть достигала толщины в четыре метра. В 1947 г. бункер был разрушен советскими войсками. В 1988-м его, в свою очередь, уничтожили. Сейчас на месте бункера парковка.

В зависимости от источников дата окончательного переезда варьируется. Миш считает, что это произошло во второй половине марта. Геббельс в своих дневниках пишет, что Гитлер ночевал в бункере с того момента, как вернулся в Берлин. По мнению его камердинера Линге, Гитлер переселился в бункер в середине марта, а в другом источнике тот же Линге относит это событие к середине февраля.

30 января 1945 г. Гитлер выступал по случаю двенадцатой годовщины прихода к власти. Это была его последняя публичная речь.

15 марта 1945 г. В последний раз он приезжал на фронт в Ьзрод Бад-Фрайенвальде менее чем в 100 км к юго-востоку от Берлина.

«Круг людей, которым Гитлер еще доверял, сокращался на глазах. В то же время он стал еще более нетерпимым» (Кершоу). 20 марта, после поражения в Померании, Гиммлер был отстранен от командования группой армий «Висла». Генерал Гудериан, один из последних, кто не сдавался, был уволен 28 марта. На следующий день Гитлер расстался, после долгих лет сотрудничества, с Отто Дитрихом. Этот список можно продолжать долго.

Вильгельм Монке, бывший капитан лейб-штандарте СС «Адольф Гитлер», был назначен бригадным генералом в январе 1945 г. С 23 апреля 1945 г. ему была поручена оборона правительственного квартала, в котором располагалась канцелярия, она же «Цитадель».

Незадолго до самоубийства Гитлера бывали случаи, что, перебрав с алкоголем, генералы Кребс и Бургдорф засыпали в присутствии фюрера.

По некоторым подсчетам, общая длина ходов составляла приблизительно 400 метров.

По некоторым сведениям, Ева Браун прилетела против воли Гитлера. Белов считает, что она прилетела в Берлин в конце марта.

Коммутатор вермахта был установлен в подвалах канцелярии в последние дни режима.

Во время этого совещания, под впечатлением ужасающих вестей с фронта, Гитлер приказал выйти за дверь всем, кроме Кейтеля, Йодля, Кребса и Бургдорфа.

Дата отъезда двух секретарш меняется в зависимости от источника. Скорее всего, они вылетели из Берлина 22 апреля 1945 г. либо на следующий день.

Самолет разбился в районе Дрездена почти сразу после вылета.

Для того чтобы позволить самолетам приземляться, на центральной улице Унтер-ден-Линден были убраны фонари.

23 апреля 1945 г. Геринг был обвинен в предательстве. Он согласился отказаться от всех выполняемых обязанностей, якобы по состоянию здоровья. Он был помещен под охрану в Берхтесгаден.

Утверждение, противоречащее многим прямым свидетельствам. Секретарша Траудль Юнге подчеркивает, что получила капсулу из рук фюрера на прощание, а адъютант Николаус фон Белов уточняет, что получил ее точно 27 апреля. Доктор Штумпфеггер свидетельствует о том, что выдавал смертоносные ампулы и другим лицам, в частности тем, кто сам об этом просил.

У Гитлера был приступ гнева, после которого он надолго ушел в себя.

Офицера регистрации актов гражданского состояния, который проводил эту загадочную церемонию, звали Вальтер Вагнер. Он был муниципальным советником и некоторое время работал в Берлине на Геббельса. На нем была нацистская форма с нарукавной повязкой фольксштурма, народного ополчения.

На самом деле Гитлер надиктовал ей два завещания: одно – политическое, в котором он назначал своих преемников, и второе – личное, в котором он подтверждал свое желание взять Еву Браун в жены и назначал Мартина Бормана исполнителем завещания.

«Синие драгуны выезжают верхом через ворота, звеня подковами…» – военная песня Третьего рейха.

По свидетельству Линге и Гюнше, у ног Гитлера лежали два пистолета калибра 7,65 и 6,63 мм, а от тела Евы Браун исходил характерный резкий запах цианистого калия.

Ганс Кребс был военным атташе в Москве.

В тот вечер генерал Кребс встречался в Темпельхофе с генералом Чуйковым.

Перед этим с помощью доктора Штумпфеггера в помещении верхнего бункера Магда Геббельс отравила шестерых своих детей в возрасте от 4 до 12 лет.

Лейтенант Зайферт командовал обороной сектора «Z», то есть всего центра города.

Йозеф и Магда Геббельс покончили с собой, раскусив ампулы с цианистым калием. Кремация была частичная, так как не хватало бензина.

Очень многие, в том числе Монке, Борман и Гюнше, пытались убежать через эту станцию метро (сегодня «Моренштрассе»).

Последние немецкие военнопленные покинули территорию СССР между 1954 и 1955 г. после подписания соответствующего соглашения между канцлером Германии Конрадом Аденауэром и Никитой Хрущевым. Отто Гюнше вернулся в Германию только в 1956 г., пробыв еще один год в заключении в ГДР.

Район Берлина.

Эрнст Ройтер, социал-демократ, мэр Берлина – 1947–1957 гг. (с 1948 г. – мэр Западного Берлина).

1955–1967 гг. – Герда Миш – муниципальный советник СПД по району Нойкёльн. 1975–1979 гг. и 1980 г. – член муниципального совета Берлина.

После войны Якоб Берлин уже не работал в «Мерседесе».

Бункер под рейхсканцелярией, где Гитлер вместе со своим штабом, охраной, гражданским персоналом и семьей Геббельса провел эти последние апрельские недели, производил впечатление отдельного собственного мира. Американец Майкл А. Мусмано так описывает этот «затонувший мир» на Вильгельмштрассе:

«Бункер фюрера был не единственным подземным жилым помещением на Вильгельмштрассе. Если представить себе картину нескольких кораблей, погруженных в морскую пучину, каждый из которых герметичен и обеспечен запасом кислорода, то можно составить общее представление об обреченном на смерть подземном мире Гитлера. Бункер фюрера был в этом воображаемом подводном флоте своего рода флагманским кораблем. Здесь размещалось его ближайшее окружение и его штаб, здесь они получали приказы своего фюрера. Огромные размеры бункера под рейхсканцелярией позволяли сравнить его с затонувшим роскошным океанским лайнером, настолько комфортабельными и исключительными были его удобства. Под зданием старой рейхсканцелярии, где раньше жил покойный фон Гинденбург, покоился другой корабль со спальными местами, устроенными по образцу кубриков на военном транспортном судне. В подвалах министерства пропаганды на другой стороне улицы были оборудованы и другие жилые помещения для челяди, которая обычно окружает монарха.

Здесь, отгороженные от дневного света слоем земли толщиной от семи до двадцати метров, жили охранявшие рейхсканцелярию офицеры, личная охрана фюрера, секретари и служащие различных административных учреждений, повара и официанты, ординарцы и слуги, телефонисты, телеграфисты и механики… в общей сложности почти тысяча человек.

И хотя смерть и поражение, даже если и не всегда заметно, бродили среди этой толпы отмеченных судьбой, жизнь брала свое. Баронесса Ирменгард фон Варо вписала свою полную жизни страницу в главу о последних днях в этих катакомбах. Когда русские разгромили ее имение, один знакомый офицер СС взял ее с собой в это скрытое глубоко под землей царство надежности и безопасности. Здесь, в этой демократии поневоле, которую принесла с собой жизнь под землей, баронесса отбросила свои благородные представления и стала домашней работницей для высокопоставленных офицеров, которые служили в рейхсканцелярии и в бункере фюрера. Чем больше становилась опасность и чем безнадежнее перспективы, тем больше позволяли себе обитатели подземелья, рассказывает баронесса, проживающая теперь в Западной Германии в городке Минден. «Каждый пытался заглушить свое горе, и это происходило, как правило, с помощью большого количества алкоголя. Они курили, объедались деликатесами и пьянствовали, не отказывая себе ни в чем, все это поступало из необъятных хранилищ рейхсканцелярии, – рассказывает светловолосая, голубоглазая, дородная баронесса. – Мы устраивали в нашем отдельном отсеке бункера, так сказать, большие званые вечера. Здесь пили, танцевали, ну и так далее. У одного из офицеров было несколько английских пластинок с так называемой «горячей музыкой», и мы крутили «Тайгер Рэг» и другие мелодии. Когда офицеры, которые выходили на разведку в город, возвращались назад, они рассказывали нам, что вешали немецких солдат, не желавших больше воевать и открыто заявлявших, что война проиграна и что дальнейшее сопротивление не имеет никакого смысла. А потом я танцевала с этими офицерами ни о чем не задумываясь. Однажды, это было 23 апреля, я вышла на улицу и зашла в чудесный парк Тиргартен, который находился под постоянным артиллерийским обстрелом, что меня, однако, нисколько не тревожило. Была весна, и прекрасные рододендроны только что расцвели. Я сорвала несколько цветков. На улицах не было видно ни души, и мне казалось, что Берлин принадлежит мне одной».

23 апреля 1945 года начался закат мифа Гитлера как внутри партии, так и государства. Рейхсмаршал Герман Геринг, старый соратник и верный друг, покинувший Берлин незадолго до начала штурма русских войск и теперь находившийся в Южной Германии, в высокогорном районе Оберзальцберг, решил на этой последней фазе войны взять судьбу рейха в свои руки. Он надеялся, что благодаря своим международным связям сможет заключить сепаратный мир с западными союзниками. Его жена, Эмми Геринг, вспоминает: «На следующее утро, это было 23 апреля, мой муж пришел ко мне в спальню. Я была крайне удивлена, так как предполагала, что на рассвете он уже уехал. Всю ночь я никак не могла уснуть и только ближе к утру наконец крепко заснула. По лицу мужа я сразу поняла, что произошло что-то чрезвычайно важное. Он был бледен как смерть, но его лицо выражало непоколебимую решимость и необычайную энергию. Сохраняя спокойствие, он сообщил, что рано утром пришла радиограмма от начальника Генерального штаба люфтваффе генерала Коллера (телефонная и телеграфная связь с Берлином была прервана). В этой радиограмме он просил моего мужа никуда не уезжать, так как он, Коллер, скоро прилетит на самолете с важным сообщением из Берлина. Вскоре Коллер действительно прибыл и сообщил следующее: на последнем ежедневном совещании, где обсуждалось положение на фронтах, Гитлер впервые признал, что война проиграна. На вопрос генералов, что же они теперь должны делать, он ответил: «Обращайтесь к рейхсмаршалу, он должен вступить в переговоры с врагом, он может сделать это лучше, чем я». В связи с этим генерал Коллер задал Гитлеру вопрос, может ли он сообщить об этом рейхсмаршалу. Адольф Гитлер ответил утвердительно, но не предоставил ему никаких полномочий.

Бункер рейхсканцелярии: последняя штаб-квартира Гитлера

1 - спальня Гитлера; 2 - жилая комната Гитлера (здесь Адольф и Ева Гитлер покончили с собой); 3 - приемная; 4 - жилая комната и спальня Евы Браун; 5 – спальня Геббельса; 6 - кабинет Геббельса; 7 – жилая комната камердинера Линге; 8 - комната ординарцев; 9 - кабинет Бормана; 10 - телефонный коммутатор (узел связи); 11 - лестничная клетка и выход в сад рейхсканцелярии; 12 - слой земли толщиной 2 м; 13 - бетонное потолочное перекрытие толщиной 3,5 м; 14 - комната для совещаний: здесь проводилось ежедневное совещание, так называемое обсуждение положения; 15 - проход к находившемуся на два метра выше форбункеру с хозяйственными помещениями; в форбункере жила семья Геббельса; 16 - помещение для караула; 77– коридор, одновременно служивший приемной; 18- коридор; 19- машинное отделение; 20 - помещение для собак Гитлера; 21 - комната для умывания; 22 - туалет; 23 - ванная комната

Мой муж послал за доктором Ламмерсом, рейхсминистром без портфеля и бывшим шефом аппарата рейхсканцелярии… Он находился внизу в Берхтесгадене и тотчас прибыл к нам наверх. На вопрос моего мужа, осталось ли завещание таким же, каким оно было, когда мой муж получил его от Адольфа Гитлера, Ламмерс ответил утвердительно. Возможно, у моего мужа были основания предполагать, что тем временем Гитлер изменил свое завещание, с учетом тех натянутых отношений, которые в последние два года сложились между ним и Гитлером. Ни при каких обстоятельствах мой муж не хотел предпринимать какие-либо шаги без письменного приказа. Поэтому он послал Адольфу Гитлеру радиограмму следующего содержания:

«Мой фюрер! Согласны ли Вы с тем, что после Вашего решения остаться на командном пункте в крепости Берлин я, согласно Вашему указу от 29 июня 1941 года, как Ваш заместитель немедленно приму на себя общее руководство рейхом с полной свободой действий внутри страны и за рубежом?

В том случае, если ответ не поступит до 22 часов, я буду считать, что Вы лишены свободы действий. Тогда я сочту Ваш указ вступившим в силу и буду действовать на благо народа и отечества.

То, что я чувствую в эти самые тяжелые часы моей жизни по отношению к Вам, Вы знаете, и я не могу выразить это словами. Да хранит Вас Бог, да поможет Он Вам несмотря ни на что, как можно скорее прибыть сюда!

Преданный Вам Герман Геринг».

«Тогда министр Ламмерс попросил меня, – так рассказывал мой муж, – убрать из текста радиограммы фюреру назначение срока, но я на это не пошел».

Рассказывая мне все это, мой муж взволнованно ходил по комнате из угла в угол. С горькой иронией и глубочайшим отчаянием в голосе он произнес: «Вот, наконец-то мне суждено взять Германию в свои руки, именно тогда, когда все разрушено и когда уже слишком поздно! Разве не мог фюрер еще в декабре предоставить мне полномочия на полную свободу действий? Как же настоятельно я просил его тогда об этом!»

Но потом он неожиданно приободрился: «А может быть, и сейчас еще не слишком поздно. Я попытаюсь сделать все, что в моих силах, чтобы Германии не пришлось заключать позорный мир. Возможно, мне еще удастся добиться приемлемых условий».

Как только у него в руках будет ответ от фюрера с его согласием, мой муж намеревался приложить все усилия, чтобы связаться с Черчиллем, Эйзенхауэром и Трумэном. Он подошел ко мне, крепко взял меня обеими руками за плечи и спросил: «Эмми, если с Германией заключат почетный мир, но отвергнут мою кандидатуру, так как я играл слишком большую роль в Третьем рейхе, и, действуя по рецептам Первой мировой войны, потребуют выдать меня, а возможно, и тебя, ты готова вынести все – абсолютно все, ради блага Германии?»

Не задумываясь, я ответила: «Да, Герман!»

«Именно это «да» я и хотел от тебя услышать, – сказал он. – А теперь я хочу как можно быстрее начать действовать, как только придет ответ».

Но Герингу так и не пришлось больше действовать. Хотя его радиограмма и дошла до рейхсканцелярии, она вызвала у Гитлера совершенно неожиданную для рейхсмаршала реакцию. Ротмистр Герхард Больдт свидетельствует:

«Рано утром 26 апреля поступила радиограмма от рейхсмаршала Геринга с юга рейха. Ее содержание было примерно следующим: «Мой фюрер, поскольку Вы своим указом назначили меня своим преемником на тот случай, когда Вы, мой фюрер, будете не в состоянии исполнять обязанности главы правительства, я считаю, что сейчас наступил момент взять на себя управление правительством и страной. В том случае, если до 24.00 26 апреля я не получу противоположный ответ, то тогда буду считать это Вашим согласием».

Это известие поразило Гитлера, как удар обухом по голове. Сначала он расплакался, как ребенок, а потом стал неистовствовать как одержимый. В его глазах это было неслыханным предательством. Кроме того, он принял телеграмму за ультиматум, что позднее на судебном процессе в Нюрнберге Геринг, однако, решительно отверг. Возмущение Гитлера разделяло с ним и все ближайшее окружение, находившееся в бункере. Геббельс тоже кипел от ярости и дал волю своим чувствам в театральном словоизвержении.

За его высокопарными фразами о чести, верности, смерти, крови, о фюрере чувствовалась плохо скрываемая зависть. Видимо, Геббельс предполагал, что Геринг намеревался спасти свою шкуру и вытащить голову из петли. Борман тоже постарался не упустить возможность еще сильнее разжечь пылающую страсть Гитлера. Гитлер приказал гестапо тотчас же арестовать Геринга. «Бросить его в тюрьму крепости Куфштайн!» – кричал он.

Тотчас же был отдан и секретный приказ. В том случае, если он, Гитлер, не переживет войны, Геринг должен быть умерщвлен.

Преемником Геринга был назначен генерал-полковник Роберт фон Грейм. Ему была послана радиограмма с приказом немедленно явиться в рейхсканцелярию».

Новому главнокомандующему германскими люфтваффе генерал-полковнику Роберту фон Грейму лишь с риском для жизни удалось прилететь в уже окруженный Берлин. Его самолетом, одноместным истребителем типа «Фокке-Вульф-190», переоборудованным для установки второго сиденья, управляла отважная летчица, «валькирия Третьего рейха» Ханна Рейч (Райч). Сначала они приземлились в Гатове.

«Мы тотчас отыскали противовоздушное убежище управления полетами. Наконец, Грейм связался по телефону с рейхсканцелярией, что удалось сделать с большим трудом. К тому же связь постоянно прерывалась. На его вопрос о причинах вызова полковник фон Белов сообщил, что Гитлер хочет непременно поговорить с ним, не раскрывая, однако, причины столь срочного вызова. Одновременно Грейму сообщили, что все подъездные дороги к городу уже находятся в руках русских, точно так же, как и вокзал Анхальтер, западная конечная станция метро «Кни», часть улиц Бюловштрассе и Потсдамерштрассе.

В сложившихся обстоятельствах казалось, что уже почти невозможно добраться до рейхсканцелярии. Но Грейм считал, что обязан сделать все возможное, чтобы выполнить приказ. Поразмыслив, мы решили, что до Берлина можно долететь на легком самолете «Физелер-Шторьх» и приземлиться у Бранденбургских ворот».

В большой спешке под руководством командира правительственной эскадрильи Ганса Баура, личного пилота

Гитлера, там готовится импровизированная взлетно-посадочная полоса.

«Между Бранденбургскими воротами и Колонной Победы – на проспекте Ось Восток – Запад – нужно было сделать взлетно-посадочную полосу. Мне поручили оказать помощь при ее подготовке. По дороге туда, примерно в районе Бранденбургских ворот, всего в нескольких метрах от нашей машины разорвался снаряд. Водитель был ранен осколком снаряда в руку, машина получила многочисленные пробоины, но сам я не пострадал. Русская артиллерия особенно ожесточенно обстреливала этот район, так как русские знали, что здесь все еще продолжалось довольно оживленное движение транспорта.

У Колонны Победы меня ожидал полковник Элерс. Мы подробно обсудили, как превратить проспект во взлетно-посадочную полосу, и я сразу же отметил, что взлетно-посадочная полоса получится здесь слишком узкой. Проспект Ось Восток – Запад имел ширину всего лишь 65 метров, а размах крыльев у «Юнкерса-52» достигал 30 метров. Таким образом, с каждой стороны оставалось всего лишь по 15 метров свободного пространства. Я отдал приказ повалить деревья по обеим сторонам улицы, чтобы взлетная полоса достигла по крайней мере 120 метров в ширину. Работа закипела. Выбоины на проезжей части проспекта были засыпаны песком.

Я все еще разговаривал с Элерсом, когда услышал у себя над головой гудение «Шторьха», – пилот убрал газ, и «Физелер» приземлился как раз перед Бранденбургскими воротами. Когда я подъехал к месту посадки, то застал там только двоих солдат. Они рассказали мне, что из самолета выбрались раненый высокопоставленный офицер и женщина. Они взяли первую попавшуюся машину и поехали на ней в рейхсканцелярию. Само собой разумеется, я немедленно отправился туда и узнал, что Ханна Рейч доставила на своем самолете генерал-полковника Грейма».

Ханна Рейч рассказывает:

«Мы проехали [на грузовике] через Бранденбургские ворота, вдоль Унтер-ден-Линден, потом по Вильгельм-штрассе и свернули на Фоссштрассе. То, что я увидела во время этой поездки, показалось мне нереальными театральными кулисами, когда я вспоминала гордый уличный фасад довоенного времени. От него не осталось ничего, кроме мусора, пепла и едкого дыма пожарищ.

Мы остановились перед входом в бункер рейхсканцелярии. Стоявшие в карауле эсэсовцы отнесли генерал-полковника в операционный отсек бункера [при перелете через внутренний оборонительный обвод Берлина в Грейма попала пуля, выпущенная при обстреле самолета русскими пехотинцами], где доктор Штумпфеггер сразу же оказал ему срочную медицинскую помощь. После этого нас (а генерал-полковника лежащим на носилках) проводили в бункер фюрера, находившийся двумя этажами ниже. На лестнице нам повстречалась фрау Геббельс, которую я видела впервые. Но я сразу узнала ее по многочисленным фотографиям в прессе. Несколько секунд она смотрела на нашу маленькую процессию широко раскрытыми глазами, словно не веря тому, что здесь вообще могут появляться какие-то новые люди. Потом со слезами на глазах она обняла меня.

В бункере фюрера в маленьком, похожем на прихожую коридоре мы встретили Адольфа Гитлера. Он стоял с застывшим взглядом, сильно наклонившись вперед, а обе его руки сотрясала сильная дрожь. Фюрер приветствовал нас глухим, едва слышным голосом.

Грейм доложил о своем прибытии. Гитлер слушал его спокойно и сосредоточенно. Когда Грейм закончил свой доклад, Гитлер взял его за руку и сказал, повернувшись ко мне: «Вы смелая женщина! Есть еще в этом мире верность и мужество!»

Потом мы узнали от него, почему он приказал вызвать сюда в Берлин генерал-полковника Грейма. Фюрер считал, что Геринг предал его. Гитлер показал Грейму ставшую известной радиограмму, в которой Геринг просил подтвердить его право преемственности.

«Ничто в этом мире меня не миновало, ни разочарование, ни измена, ни бесчестность, ни предательство, – горько молвил фюрер. – Я приказал немедленно арестовать Геринга, лишить его всех должностей и звания рейхсмаршала и исключить из всех организаций».

Потом он назначил Грейма преемником Геринга с одновременным производством его в генерал-фельдмаршалы».

В течение двух дней Ханна Рейч оставалась в рейхсканцелярии вместе с новоиспеченным генерал-фельдмаршалом.

Когда Ханна не исполняла обязанности сиделки у постели раненого Грейма, она посвящала свое время детям Геббельса.

«Войдя в комнату, я увидела шесть прелестных детских мордашек в возрасте от четырех до двенадцати лет, которые с нескрываемым любопытством смотрели на меня со своих узких двухъярусных кроватей. То обстоятельство, что я умела летать, тотчас широко распахнуло врата их богатой детской фантазии. Пока я, взволнованная событиями последних часов, умывалась, они без умолку тараторили и, перебивая друг друга, расспрашивали меня, невольно вовлекая в свой яркий детский мир. С этого момента я должна была приходить к ним к каждой трапезе, рассказывать им о дальних странах и людях, которых я там встречала, о своих полетах или же пересказывать им их любимые сказки. В братской любви малышек друг к другу было что-то необычайно трогательное. Поскольку одна из сестер из-за ангины лежала в отдельной комнате, мне приходилось время от времени прерывать свой рассказ, чтобы кто-то из ее сестер по очереди мог пересказать больной сестренке продолжение сказки.

Громыхание и грохот разрывов не особенно тревожили их: они по-детски верили тому, что им сказали взрослые, что таким образом «дядя фюрер» побеждает своих врагов. Когда однажды самая младшая из них расплакалась, то старшие сестры быстро успокоили ее этими словами».

Для Ханны Рейч было очевидно, что конец близок, что это дело всего лишь нескольких дней.

«Уже в первую ночь [с 26 на 27 апреля], которую я провела в бункере, русские окончательно пристрелялись к рейхсканцелярии. Над нашими головами с все возрастающей мощью непрерывно грохотал артиллерийский огонь. Под громыхание и грохот разрывов даже в этих самых нижних помещениях бункера с потолка и со стен осыпалась штукатурка. О сне можно было забыть. Каждый находился в состоянии постоянной боевой готовности.

Я нисколько не сомневалась в том, что конец неумолимо приближался: да и все остальные чувствовали это. Это ощущение близкого конца парализующе действовало на всех затворников и порождало искусственно вызванную надежду, которая противоречила здравому смыслу. Ближайшее окружение Гитлера жило полностью изолированно от событий, происходивших наверху, где шла отчаянная битва за оставшуюся часть Берлина и оставшуюся часть Германии. Несмотря ни на что снова и снова всех охватывала надежда на спасение. Она подпитывалась слухами и сообщениями, которые время от времени доходили до бункера. Это приводило к возникновению представлений, которые с учетом сложившегося положения создавали искаженное отображение действительности. Сюда же относилась и надежда на деблокирование Берлина».

Эта надежда на освобождение находила свое отражение и во время ежедневных совещаний, которые Гитлер проводил в бункере рейхсканцелярии. Вот протокол совещания от 27 апреля 1945 года:

«Кребс. Брюнн (Брно в Чехии. – Ред.) потерян. Сейчас Шёрнер начинает наступление в северном направлении. Мощная атака на позиции 9-й армии с юга силами русской 28-й армии, которая была переброшена из Восточной Пруссии.

Гитлер. Сейчас наилучшей помощью 9-й армии было бы стремительное наступление Шёрнера.

Кребс. Венк вышел к южному углу озера Швиловзе. Оборонительный район Потсдам хочет создать плацдарм под городом Капут. В полосе обороны 9-й армии [генерала Буссе] очень сильные атаки на позиции южной группы соединений его войск. Противник прорвался и повернул на восток. В ходе атаки на запад войска 9-й армии вышли к населенному пункту Мюггендорф, но наш растянувшийся фланг был атакован противником. Большие трудности со снабжением, нет горючего. Горючее будет доставлено сегодня самолетами 6-го воздушного флота. Противник продолжает оказывать сильное давление с востока и северо-востока.

Гитлер. Я не понимаю направления атаки. Он [генерал Буссе] наносит удар в пустоту.

Кребс. До такой степени ухудшилась свобода маневрирования.

Гитлер. Он наносит удар в пустоту в отношении обеспечения собственного фланга. Если бы он наступал на северо-запад и продвинулся бы на такое же расстояние, как сейчас, то находился бы уже значительно западнее.

Геббельс. Поступило сообщение от гауляйтера, что группа Венка соединилась с плацдармом под Потсдамом.

Гитлер. Если здесь действительно энергично продолжить наступление, то дело сдвинется с мертвой точки, так как в этом районе у противника только тыловые части.

Кребс. Западнее Берлина противник не добился успеха. Кейтель докладывает, что «боевая группа Хольсте» своими ослабленными ударными отрядами смогла значительно продвинуться в районе городов Науэн и Креммен и что эти отряды будут усилены подразделениями 199-й дивизии.

Гитлер. Самое время, чтобы она вступила в бой.

Кребс. Если это произойдет, то вполне возможно, что удастся восстановить связь.

Гитлер. Я повторяю еще раз, насколько лучше могла бы действовать 9-я армия. Уже сейчас была бы установлена связь между Венком и 9-й армией.

Кребс. У 3-й танковой армии дела совсем плохи. Относительно слабая линия фронта прорвана под Пренцлау на глубину несколько километров. Отдан приказ остановить наступление противника на новом рубеже обороны. Пока нет донесений о положении в Штеттине [ныне Щецин]. Под Камином [ныне Камень-Поморски] противник закрепился на острове, расположенном напротив. На Эльбе без изменений.

Гитлер. Складывается впечатление, что они договорились о своеобразной демаркационной линии. Их самолеты тоже перестали появляться.

Кребс. У Венка три дивизии: «Кёрнер», «Хуттен» и «Шарнхорст». Он подтягивает резервы. Донесение от Венка: «Осознаю значение задания. Со всеми имеющимися силами движемся к поставленной цели». Завтра к утру должно подойти значительное подкрепление на северо-западе: последние подразделения 7-й танковой дивизии, панцер-гренадерская (моторизованная. – Ред.) дивизия «Шлагетер» и подразделения 199-й дивизии, передовые отряды которой, за исключением одного полка, еще вчера должны были прибыть в Кириц. Всеми этими воинскими частями командует генерал Хольсте. В районе Ванзе (юго-запад Берлина, у Потсдама. – Ред.) держится 20-я панцер-гренадерская (моторизованная. – Ред.) дивизия. Из Гатова пока нет никаких новых донесений, но, вероятно, еще держится. Мосты пока удерживаем. Связь прервана.

Гитлер. Если Венк действительно пробьется сюда, то он соединится с боевой группой, сражающейся в районе Ванзе.

Кребс. Если это произойдет завтра, то эта группа могла бы атаковать противника, имея 40 танков и штурмовых орудий.

Гитлер. Удар в сторону Швиловзе должен очень скоро сказаться положительно.

Кребс. В Берлине противник продвинулся далеко на север. Двигаясь по Бюловштрассе, он, видимо, уже дошел до угла Лютцовштрассе. Как сообщают, на мосту у Галльских ворот горят два танка противника. Три роты, которые принимали участие в контратаке, окружены на площади Морицплац. В районе станции метро «Яновицбрюкке» без изменений. На «Александерплац» противник продвинулся еще дальше. На северо-востоке в основном держимся. Неприятный прорыв в районе станции «Гумбольдтхайн». Находящаяся здесь башня противовоздушной обороны окружена. В районе речного порта Вестхафен бои с переменным успехом. Докладывают, что противник бросил в бой десантные катера. Севернее станции «Вицлебен» находятся танки противника. В настоящее время против них проводится танковый удар. В Груневальде (район Груневальд и лес Груневальд на западе города. – Ред.) при поддержке штурмовых орудий успешно обороняется подразделение имперской «Трудовой повинности», сохраняющее связь с соседями справа и слева. Мы продолжаем удерживать мосты в районе Пихельсдорф и у озера Штёсензе. Противник продвинулся в районе ипподрома Рулебен, но остановлен при попытке прорваться в южном направлении.

Гитлер. Миллионный город невозможно занять, бросив в бой всего лишь 400 танков. Они постепенно будут уничтожены. (Для штурма Берлина было выделено 1500 танков и САУ. – Ред.)

Кребс. В основном подтвердилось наше предположение, что в последние шесть дней противник, видимо, ставил перед собой следующие цели:

1) окружение в целом;

2) окружение в частности, которое удалось на западе;

3) теперь он будет оказывать давление на районы Потсдамерплац, Александерплац и станцию «Шарлоттенбург», чтобы попытаться расчленить центр города на отдельные части.

Гитлер. Здесь в центре надо держать наготове несколько штурмовых орудий в качестве центрального резерва.

Единственное, что меня удручает, – так это то, что не знаешь, что произойдет, и что нет точных данных, а приходится обходиться только случайной информацией. Надо постоянно теснить противника.

Белов [полковник люфтваффе]. Сейчас должна начаться переброска резервов по воздуху на самолетах «Хейнкель-111»и «Юнкерс-87». (Возможно, ошибка. Ю-87-пикирующий бомбардировщик или истребитель танков. Может быть, речь идет о Ю-52 или другом типе самолета. – Ред.) Когда начнет смеркаться, «Юнкерсы» перебросят остатки батальона СС и подразделения морских пехотинцев.

Фосс [вице-адмирал]. Люфтваффе должны отбить у русских хотя бы один аэродром, куда могли бы приземляться наши люди. А совершать посадку здесь в городе без аэродрома очень рискованно. Сегодня к нам должны прилететь сто морских пехотинцев, которые приземлятся на взлетно-посадочную полосу на проспекте Ось Восток-Запад. Они прибывают для вашей личной охраны, мой фюрер. Это те парни, которые нам здесь очень пригодятся. Если бы Венк смог занять аэродром в Гатове, тогда бы не было никаких проблем.

Гитлер. Решающим является удар с севера на юг, а сейчас также и с северо-запада. Нам надо энергичнее атаковать со всех сторон, чтобы где-нибудь снова добиться успеха.

Кребс. Складывается впечатление, что русские направили к Эльбе не такие большие силы, как мы предполагали сначала. Возможно, они повернули, так как надеялись, что смогут взять Берлин более слабыми силами.

Гитлер. Если дело пойдет хорошо, если будут предприняты решительные действия со всех сторон и если на выполнение запланированной нами операции будут брошены все имеющиеся у нас силы, тогда решающим будет, чтобы никто не думал о прикрытии с тыла, как это, к сожалению, делает сейчас Штайнер. Если мы продержимся здесь еще два, три или четыре дня, то тогда, возможно, к нам подойдет армия Венка, а может быть, и армия Буссе. Впрочем, было бы лучше, если бы Буссе двигался севернее.

Кребс. Пока еще не удалось обнаружить отвод русских частей от Берлина. С сегодняшнего дня это должно проявиться в противодействии Венку, а именно в очень неприятном для нас районе Груневальд. Венк развил колоссальный темп (продвинулся всего на несколько километров. – Ред.), что можно объяснить также и тем, что противостоящие ему силы противника относительно слабы.

Гитлер. А также тем, что сам Венк прекрасный командующий!

Кребс. Если и у Хольсте дела будут развиваться таким же образом, то тогда я допускаю, что деблокирование Берлина может произойти с северо-запада и юго-запада. Это позволит нам установить связь как раз в тех местах, где противник прорвался на запад. Насколько возможно деблокирование со стороны Восточного фронта, должно показать ближайшее будущее.

Гитлер. Если бы мы получили абсолютно точную картину! Я очень опасаюсь, что армия Буссе сама запирает себя на ограниченной территории. Например, [генерал-полковник] Хубе из 1-й танковой армии в свое время всегда располагался широко, если был окружен. Да и Венк с тремя дивизиями тоже не сможет этого сделать. Этого достаточно, чтобы очистить Потсдам и чтобы где-нибудь установить связь с подразделениями, отходящими из Берлина. Но этого совершенно недостаточно, чтобы разбить танковые силы русских. Это у Буссе есть необходимые для этого танковые силы. Венк располагает недостаточным количеством танков и штурмовых орудий. Кроме того, армия Венка недостаточно моторизована. У него три дивизиона штурмовых орудий 38Т (имеется в виду истребитель танков «Хетцер» на базе чешского легкового танка 38(t). При весе около 15,5 т «Хетцер» имел 75-мм пушку и 60-мм лобовую броню. – Ред.). Два учебных полка экипажей штурмовых орудий он использует как пехотные подразделения. Из имеющихся у него трех дивизий ему потребуется по крайней мере половина, чтобы прикрыть позиции на юге. Это зависит от того, с какой скоростью мы отведем наши силы с востока и заблокируем тот район, где противник должен будет прорываться.

Геббельс. Дай бог, чтобы Венк прорвался! Мне представляется страшная ситуация: Венк стоит под Потсдамом, а здесь Советы наступают на Потсдамерплац.

Гитлер. А я нахожусь не в Потсдаме, а рядом с Потсдамерплац! Единственное, что нервирует в этой напряженной ситуации, – это тот факт, что хочешь что-то сделать, и не можешь. Я не могу уже спать, только, наконец, заснешь, тут же начинается новый обстрел. Определяющим является следующее положение: тот, кто сначала начинает наступление, а потом действует все медленнее и медленнее, не добьется успеха! Успеха добьется тот, кто наступает, собрав все силы в кулак, и сразу бросается на штурм как одержимый! Это вопрос предрасположенности.

Фосс. Венк пробьется, мой фюрер! Вопрос только в том, сможет ли он сделать это в одиночку.

Гитлер. Вы только представьте себе: во всем Берлине с быстротой молнии распространится известие о том, что немецкая армия прорвалась с запада и установила контакт с осажденной крепостью. Русским не останется ничего другого, как продолжать бросать в бой все новые и новые войска, чтобы попытаться удержать свои сильно растянутые позиции. Здесь разгорится очаг сражения невиданной силы. Русские уже израсходовали большую часть своих сил при форсировании Одера, особенно их северная группа армий. Во-вторых, они расходуют очень много сил в уличных боях. Если каждый день уничтожается до пятидесяти танков Т-34 или танков ИС [Иосиф Сталин], то тогда за десять дней боев это составит от пятисот до шестисот сгоревших танков.

Сегодня я лягу спать с более спокойной душой и хотел бы, чтобы меня разбудили только в том случае, если перед моей спальней будет стоять русский танк, чтобы у меня было время приготовиться.

Во всяком случае, что бы мы ни говорили, нет другой возможности, кроме как нанести противнику действительно ощутимые потери, действуя испытанным методом. Мы обязаны удержать Берлин, так как только здесь можно заставить русских истечь кровью. Что иное сможет остановить русских, если они и здесь пройдут походным маршем».

Несколько часов спустя созывается еще одно совещание.

«Монке [командир дивизии СС «Лейбштандарт Адольф Гитлер»]. Четыре советских и два чешских (? – Ред.) танка прорвались до Вильгельмплац. Они были уничтожены отрядами истребителей танков. На танках были флажки со свастикой. Мы захватили в плен экипаж одного из танков.

Гитлер. Необходимо самым тщательным образом соблюдать порядок идентификации.

Монке. Передний край обороны все еще проходит через Морицплац. Батальон, оборонявший Морицплац, сумел пробиться с боем к своим. Я приказал установить легкие 105-мм полевые гаубицы на площади Жандармен-маркт с направлением стрельбы: площадь Белле-Альянц-плац и на Паризерплац с направлением стрельбы: дворец на Унтер-ден-Линден, затем на Лейпцигерштрассе с направлением стрельбы: площадь Шпиттельмаркт. На каждое орудие приходится по двенадцать снарядов. После того как весь боекомплект будет израсходован, орудийные расчеты будут сражаться как пехотинцы. В настоящий момент интенсивность вражеского артобстрела несколько снизилась. С Адольф-Гитлерплац вернулась 88-мм самоходная артиллерийская установка. Она стояла там до 14.00, но ни один вражеский танк не появился.

Геббельс. Советы действительно какие-то моторизованные роботы. Это смертельная опасность! Если мы потеряем район канала Вестхафен с его складами боеприпасов и продовольствия, то тогда у нас еще останется несколько небольших складов в туннелях метро. Вестхафен был нашим последним крупным резервом. В последние дни, несмотря на артиллерийский обстрел, мы успели вывезти оттуда немало боеприпасов и продовольствия, но там еще остаются 24 тонны зерна.

Гитлер. Решив взять штурмом город с населением четыре с половиной миллиона человек, русские взвалили на себя колоссальное бремя. Сколько раненых появляется у нас каждый день?

Геббельс. В наших госпиталях лежат 9 тысяч раненых; таким образом, ежедневно у нас было около 1500 раненых. Если действительно удастся деблокировать Берлин, то тогда обеспечение продуктами не доставит нам больших трудностей, поскольку русские тоже не в состоянии за несколько дней вывезти такие огромные запасы продовольствия. Продуктов хватит для обеспечения Берлина в течение десяти недель. Русские не смогут за четыре дня сожрать столько, сколько три миллиона должны есть десять недель.

Гитлер. Если мне еще когда-нибудь представится возможность возводить правительственные здания, то я приму соответствующие меры предосторожности при их оснащении.

Геббельс. Я думаю, что за свою жизнь каждый из нас хоть один раз намечал что-либо сделать.

Кребс. Я сказал Йодлю, что в нашем распоряжении остаются от 24 до 26 часов, к этому моменту должно произойти объединение [с армиями Венка и Буссе]. При условии, что сегодня ночью удастся перебросить обещанное подкрепление. У 3-й танковой армии складывается серьезное положение. Кейтель хотел повернуть с юга на север. Я сказал, что это невозможно. Сначала мы должны деблокировать Берлин. Гроссадмирал Дёниц сегодня будет у Кейтеля. Кажется, все будет в порядке, и подразделения морской пехоты удастся перебросить самолетами в Берлин. В северо-западном районе сейчас формируется усиленная танковая группа, задача которой заключается в том, чтобы выступить навстречу армии Венка.

Гитлер. Меня волнуют две проблемы: у нас больше нет нефтеносных районов. Пока можно было делать все что угодно. Оба нефтеносных района в Остмарке [так называлась Австрия по указу Гитлера после аншлюса] вместе давали нам 120 тысяч тонн. Этот объем можно было доводить до 180 тысяч тонн. Теперь же положение просто катастрофично, так как оно не позволяет проводить крупномасштабные операции. После того как я справлюсь с этим делом, нам надо будет подумать о том, чтобы вернуть нефтеносные районы».

«Кребс. В отличие от вчерашнего вечера можно констатировать стабилизацию положения и создание сплошной линии обороны. Общая картина сложившегося положения: в настоящее время главное давление с востока и севера. Относительная стабильность на юго-западе. В этом отношении совершенно другая картина, чем вчера. Это может быть связано с тем, что противник достиг своей цели и замкнул кольцо окружения. Но вполне возможно, что это связано с отводом сил на юго-запад.

Теперь подробно о сложившемся положении: ситуация у имперского стадиона пока неясная. Наши отдельные мелкие группы держатся, однако связь между ними отсутствует. Южнее моста Пихельсдорфер-Брюкке нами удерживается значительный плацдарм. Отдельным автомашинам удается пробиться оттуда к нам. Сплошной рубеж обороны по ходу Бисмаркштрассе, включая радиовышку с кварталом Груневальд, где особенно отличились бойцы имперской «Трудовой повинности» под командованием своего [генерального руководителя] Деккера. Через станцию Вильмерсдорф и кольцевую железную дорогу до станции Шёнеберг проходит очень редкая линия обороны вплоть до Бюловштрассе. Вражеский прорыв до угла Лютцовштрассе ликвидирован. Пока не устраненный прорыв в направлении площади Шпиттельмаркт. Восточный фронт держится, несмотря на усиление давления в настоящее время. Бой за район Фридрихсхайн очень хорошо поддерживается огнем зенитной артиллерии, которая ведет огонь по наземным целям с башни ПВО. Этот участок фронта уже несколько дней удерживается благодаря именно такому взаимодействию с зенитчиками. Наступление на станцию Веддинг отбито. Положение в районе Вестхафен до конца неясное; часть района еще в наших руках.

Аксман. Плацдарм южнее моста Пихельсдорфер-Брюкке усилен еще одной ротой. Атака на улице Хеерштрассе отбита.

Кребс. Очевидно, теперь русские усилят свой напор на главных направлениях с востока, севера и юга. Сегодня ночью следует ожидать попытки неожиданного прорыва с разных сторон, прежде всего если противник серьезно отнесется к угрозе с юго-запада».

Снова заходит разговор о деблокирующих войсках.

«Гитлер. 9-я армия выбрала самое неудачное решение из всех возможных. Когда долго нет радиосвязи, это всегда верный признак того, что события развиваются плохо. Возможно ли, что сегодня ночью какие-нибудь части прибудут в Берлин?

Фосс. Только что доложил о прибытии командир роты охраны гроссадмирала.

Гитлер. Я не могу понять, почему 9-я армия сосредоточилась на таком маленьком пространстве и почему потом она начала движение на запад, а не на северо-запад. Невозможно командовать, если каждый командующий армией будет по собственному усмотрению изменять согласованный план.

Кребс. Вероятно, Буссе не может двигаться. Он сообщал о трудностях со снабжением. Сейчас он продолжает атаки. Последствием этого является тот факт, что сейчас Буссе отвлекает те силы, которые в противном случае могли бы ударить в спину Венку.

Гитлер. Если такая операция не будет проведена быстро, тогда все будет кончено. Противник постоянно реагирует быстрее. 9-я армия была лучшей армией из всех тех, что у нас еще есть: одиннадцать дивизий! Если бы он направил основные силы своей армии на северо-запад, он бы мог нанести удар. На всем фронте только один человек показывает себя настоящим полководцем. Тот самый, кому приходится выдерживать самые страшные атаки, имеет самый упорядоченный фронт: Шёрнер. У Шёрнера были никуда не годные армии: он привел их в порядок. Шёрнер добивался выдающихся результатов на всех постах, на которые его ставили. Шёрнер вместе с Венком – это самая лучшая пара, какую только можно себе представить. Из стада баранов Шёрнер всего лишь за несколько недель сумел сформировать боеспособную группу армий и вдохнуть в нее новый дух. Он не только прекратил отступление, но и успешно удерживает свой участок фронта. Однако надо обязательно установить постоянную связь с 9-й армией. Ведь полдня есть же с ней радиосвязь. С помощью коротковолновых передатчиков Тито связывается со своими партизанами на всем Балканском полуострове».

Значительно ухудшилась связь не только с внешним миром, но и в самом городе. Получение информации стало все ненадежнее. Ротмистр Больдт свидетельствует:

«Поскольку сообщения из различных городских районов становились все менее надежными и все более противоречивыми, мы перешли к тому, что стали добывать информацию о положении в городе из первых рук. Для этого использовалась общественная телефонная сеть Берлина, которая все еще продолжала более или менее исправно работать. Мы просто звонили своим знакомым в те городские районы и на те улицы, где шли бои, или же набирали наугад подходящие номера из телефонного справочника. Такая довольно примитивная для Верховного главнокомандования германских сухопутных сил форма рекогносцировки действительно давала необходимый результат.

– Скажите, пожалуйста, милостивая государыня, у вас уже были русские? – спрашивали мы.

– Да, – испуганно звучало в ответ чаще, чем нам этого хотелось бы, – полчаса тому назад здесь были двое русских. Это были люди из экипажей примерно дюжины танков, которые стояли на перекрестке. У нас здесь не было боев. Четверть часа тому назад я могла видеть из своего окна, как танки отправились в сторону района Целендорф.

Таких сообщений мне было вполне достаточно. Собранные воедино, они давали довольно полную картину, значительно более точную, чем донесения от воинских частей».

На следующий день, 28 апреля, русские продвигались все ближе к рейхсканцелярии, ожесточенные бои разгорелись на Потсдамерплац и к северу от Рейхстага. Ханна Рейч видела своего фюрера в последний раз.

«Когда он подошел ко мне, как показалось, еще более бледный, еще сильнее осунувшийся, с дряхлым, как у старика, лицом, то дал мне две маленькие ампулы с ядом, чтобы – как он сказал – у Грейма и меня всегда была свобода выбора. После этого он сообщил, что вместе с Евой Браун добровольно уйдет из жизни, если надежде на деблокирование Берлина армией Венка не суждено будет сбыться. Но даже если бы его надежда на армию Венка сбылась, его жизненные силы, по моему мнению, были уже на исходе. Он решительно отклонил как не подлежащие обсуждению все предложения по спасению его персоны, как, например, приземление на проспект Ось Восток – Запад «Юнкерса-52» или легкого самолета «Арадо-96». Только его вера в то, что его пребывание в Берлине служит солдатам последним стимулом к борьбе, заставляла его цепляться за жизнь.

Потом наступила ночь с 28 на 29 апреля. Один артиллерийский налет сменялся другим, ураганный огонь обрушился и на рейхсканцелярию. Прошел слух, что русские уже подошли к началу Вильгельмштрассе и прорвались до Потсдамерплац.

Сразу после полуночи Гитлер неожиданно вошел в палату фельдмаршала. Он был бледен как смерть; как мне показалось, он представлял собой картину уже угасающей жизни. В руке Гитлер держал радиограмму и карту. Он обратился к Грейму: «Вот и Гиммлер предал меня. Вы оба должны как можно быстрее покинуть бункер. Я получил донесение, что в первой половине дня русские собираются штурмовать рейхсканцелярию».

Он развернул карту.

«Если удастся в ходе налета бомбардировочной авиации уничтожить исходные позиции русских на улицах, ведущих к рейхсканцелярии, то мы сможем выиграть как минимум двадцать четыре часа и тем самым предоставим Венку возможность своевременно прорваться сюда. Под Потсдамом уже слышно, как немецкая артиллерия ведет огонь».

Потом он сказал, что в нашем распоряжении находится «Арадо-96», которому удалось приземлиться на проспекте Ось Восток – Запад».

В то время как Ханне Рейч вместе с раненым фельдмаршалом Греймом удалось покинуть Берлин на легком учебно-тренировочном самолете, Гитлер обстоятельно занимался предательством Гиммлера. Рейхсфюрер СС, который находился в Любеке и встречался там с графом Фольке Бернадотом, представителем шведского отделения Красного Креста, передал через него западным державам предложение о капитуляции. Гиммлер не рассчитывал на то, что Гитлер еще жив, и верил, что действует на благо Германии. Совершенно случайно Гитлер узнал об этих действиях своего до сих пор самого верного паладина. Артур Аксман свидетельствует:

«В коридоре бункера я встретил Гейнца Лоренца, чиновника из министерства пропаганды, который обеспечивал Гитлера последними зарубежными новостями. По его виду я заметил, что он очень взволнован. На ходу он сказал мне, что Гиммлер вошел в контакт с союзниками. Лоренц нес Гитлеру сообщение агентства Рейтер о том, что Гиммлер сделал западным державам предложение о капитуляции.

Я не присутствовал при получении Гитлером этого сообщения, но в разговоре с ним сразу почувствовал страшные последствия этого сообщения. Гитлер просто не мог понять, как именно Гиммлер принял такое вероломное решение.

Лишь постепенно его возмущение улеглось. Оно уступило место разочарованию, которое с каждым днем становилось все сильнее. Гитлер постоянно говорил об измене. Однажды я услышал от него такую фразу: «В этом мире есть только два существа, которые остались верны мне. Это Ева Браун и моя овчарка Блонди».

Для нас это прозвучало очень жестоко».

Кажется, что 28 апреля стал для Гитлера тем днем, когда он потерял последнюю надежду исправить положение в Берлине и за его пределами. Вечером в рейхсканцелярии появился с важным сообщением военный комендант Берлина генерал Вейдлинг. Часы показывали 22.00. Генерал рассказывает:

«В своем докладе о противнике я указал прежде всего на перемещение крупных сил русских в юго-западном направлении. Насколько я мог судить, эти силы уже должны были вступить в бой с армией Венка. Генерал Кребс подтвердил мои предположения. При оценке положения собственных войск я отметил, что на тех участках, где русские атаковали крупными силами, им удалось осуществить несколько прорывов и что лишь с огромным трудом нам удалось блокировать эти вклинения противника. На данный момент у нас уже не осталось никаких резервов. Затем я доложил о том, что беспокоило меня больше всего: склады боеприпасов, продовольствия, медикаментов и т. п., которые находились во внешних районах Берлина, были захвачены русскими или лежали в зоне досягаемости их тяжелых полевых орудий. Снабжение по воздуху почти совсем прекратилось. Те грузы, которые сбрасывались с самолетов над Тиргартеном, можно было сравнить с каплей в море. В заключение доклада я указал на то, что войска смогут оказывать сопротивление в течение не более двух дней, так как по истечении этого срока у них не будет боеприпасов. Поэтому, будучи военным человеком, я предложил попробовать осуществить прорыв из Берлинского котла. Я особо подчеркнул, что в том случае, если войска вырвутся из города, будет положен конец невероятным страданиям жителей Берлина. После этого я изложил фюреру план нашего прорыва и подробно показал все на принесенных с собой картах.

Но прежде чем фюрер и генерал Кребс успели выразить свое отношение к предложенному мной плану, на меня, не стесняясь в выражениях, набросился доктор Геббельс, который попытался высмеять многое из того, о чем я аргументированно говорил в своем докладе и в чем был твердо убежден.

Я не остался в долгу перед доктором Геббельсом. Генерал Кребс оценил мое предложение с военной точки зрения и пришел к выводу, что прорыв вполне осуществим. Конечно, генерал Кребс предоставил право решать фюреру.

Фюрер надолго задумался. Он оценил общее положение как безнадежное. Это однозначно вытекало из его пространных рассуждений, смысл которых можно было вкратце свести к следующему: даже если прорыв действительно окажется успешным, то тогда мы просто-напросто попадем из одного котла в другой. Тогда ему, фюреру, придется ночевать под открытым небом или ютиться в каком-нибудь крестьянском доме или еще где-нибудь и ожидать конца. Поэтому самое лучшее, если он останется в рейхсканцелярии. Таким образом, фюрер отклонил мое предложение организовать прорыв.

Из доклада об общем положении, с которым вслед за мной выступил генерал Кребс, следовало, что не произошло никаких коренных изменений. Связь с внешним миром была крайне ограниченна . Русские войска, которые сражались против группы армий «Висла», уже находились под Пренцлау и западнее от него. От армии, которая должна была деблокировать Берлин, почти не поступало никаких известий. Было лишь известно, что армия Венка сама вела тяжелые оборонительные бои. Соединения немецких войск, которые находились в районе Потсдама, были оттеснены на юг и юго-запад.

Мне разрешили уйти с совещания, и я поспешил к своим командирам. Уже наступила полночь, совещание продолжалось два часа».

О настроении в бункере рейхсканцелярии свидетельствует ротмистр Больдт:

«После того как в бункере разнеслась весть, что не стоит ожидать помощи от Венка и что Гитлер отклонил предложение Вейдлинга пойти на прорыв, повсюду воцарилась атмосфера конца света. Каждый пытался залить свое горе вином. Из обширных запасов доставались лучшие вина, ликеры и деликатесы. В то время, когда раненые в подвалах и на станциях метро не могли утолить мучительный голод и жгучую жажду, а многие из них лежали всего лишь в нескольких метрах от рейхсканцелярии на станциях метро площади Потсдамерплац, здесь вино лилось рекой.

Около двух часов ночи в совершенном изнеможении я прилег, чтобы поспать несколько часов. Из соседней комнаты доносился шум. Там Борман, Кребс и Бургдорф устроили оживленную пирушку. Примерно через два с половиной часа меня разбудил Бернд [майор

Бернд фон Фрайтаг-Лорингхофен], который лежал в своей кровати подо мной, со словами: «Ты много потеряешь, дружище, послушай-ка это. Они уже давно разговаривают на повышенных тонах». Я приподнял голову и прислушался. Бургдорф как раз кричал на Бормана:

– Девять месяцев тому назад я приступил к своей нынешней работе полный сил и идеалистических представлений. Я всегда старался согласовывать деятельность партии и вермахта. При этом я зашел так далеко, что мои боевые товарищи из вермахта избегают и презирают меня. Я сделал все, что в моих силах, чтобы устранить недоверие Гитлера и руководства партии по отношению к вермахту. В конце концов меня назвали в вермахте предателем офицерского сословия. Сегодня я должен признать, что эти упреки были справедливы, что моя работа оказалась напрасной, а мой идеализм ошибочным, более того, наивным и глупым.

Тяжело дыша, Бургдорф на минуту смолк. Кребс попытался успокоить его и попросил отнестись с большим уважением к Борману. Но Бургдорф продолжал:

– Оставь меня, Ганс, надо же хоть раз все высказать. Может быть, через двое суток будет уже слишком поздно. Наши молодые офицеры шли на фронт полные идеализма и с такой верой, которая еще не встречалась в мировой истории. Сотни тысяч шли на смерть с гордой улыбкой на устах. Но ради чего? Ради любимого отечества, нашего величия, нашего будущего? Ради порядочной, чистой Германии? Нет! Они умирали за вас, за ваше благополучие, за вашу жажду власти! С верой в доброе дело молодежь 80-миллионного народа истекала кровью на полях сражений Европы, миллионы невинных людей были принесены в жертву, в то время, когда вы, партийные функционеры, наживались на народном достоянии. Вы кутили, копили огромные богатства, присваивали себе дворянские поместья, воздвигали дворцы, утопая в изобилии, обманывали и угнетали народ. Вы втоптали в грязь наши идеалы, нашу мораль, нашу веру, нашу душу. Человек был для вас всего лишь орудием вашей ненасытной жажды власти. Нашу многовековую культуру и германский народ вы уничтожили. И в этом ваша чудовищная вина!

Последние слова генерала прозвучали почти как заклинание. В бункере наступила звенящая тишина. Слышно было, как тяжело он дышал. Затем сдержанно, размеренно и вкрадчиво заговорил Борман, и это было все, что он мог возразить:

– Но зачем же ты, дружище, переходишь на личности. Если даже другие и обогатились, то на мне нет вины. Клянусь тебе всем, что для меня свято… За твое здоровье, дорогой!»

В то время как большинство обитателей бункера топило в вине свое отчаяние, свой страх и свои надежды, Адольф Гитлер возвратился в свою комнату. Ева Браун, его многолетняя спутница, находилась у него. Еще перед самым окружением Берлина русскими войсками она отказалась уехать из города и тем самым спасти свою жизнь. За двенадцать часов до конца Артур Аксман задал Гитлеру несколько вопросов о будущем германской нации:

«В ночь с 29 на 30 апреля неожиданно представилась возможность побеседовать с фюрером. Вместе со своим адъютантом Вецлином я находился в приемной комнаты для совещаний. Мы были здесь совершенно одни. Тут из своей комнаты вышел Гитлер и поздоровался с нами. Вецлин тут же удалился.

Гитлер подошел к скамье и, сделав приглашающий жест, указал на место рядом с собой. Какое-то время мы сидели молча рядом друг с другом. Я так хотел о многом спросить, но сейчас был не в состоянии начать разговор.

Наконец фюрер сам прервал молчание. Он стал расспрашивать меня о моей жизни, о моем становлении. Я вспомнил свою тяжелую юность, рассказал о своей матери, которая шестнадцать лет отработала на фабрике, чтобы прокормить нас, детей.

– Да, нужда всегда является самым главным наставником в жизни, – сказал Гитлер.

Затем снова наступила тишина. Потом спросил я:

– Что вы думаете, мой фюрер, о развитии отношений между западными державами и Россией в будущем?

Немного поколебавшись, он ответил:

– Я боюсь, что в конце концов сплоченная мощь России и большевизма может одержать победу над разобщенными западными демократиями.

Я задал следующий вопрос:

– Что будет с нашим народом? Ведь мы жили с убеждением, что наша история только начинается. Бисмарк создал нацию. В ваше время была преодолена классовая борьба, и политическое единство наполнилось содержанием народного сообщества. Мы же не можем теперь оказаться в конце нашей истории.

Гитлер сказал:

– Меня охватывает ужас, когда я думаю о том, как наши враги уничтожат достигнутое единство и разделят рейх на части. Сейчас речь идет о простом выживании нашего народа, о простом выживании. Народу пришлось вынести столько горя; если он перенесет грядущие страдания как связанное единой судьбой народное сообщество, то тогда его ожидает новый подъем.

– Идеи продолжают жить по своим собственным законам. Я думаю, что появится нечто совершенно новое.

Мы по-прежнему оставались одни в приемной комнате для совещаний. За все время никто так сюда и не заглянул. Было слышно лишь монотонное жужжание вентилятора.

Гитлер снова заговорил:

– Меня судьба не щадила, ничто меня не миновало, особенно в последние дни. Мои ближайшие соратники покинули меня: Геринг, Шпеер. Но измена Гиммлера стала для меня самым страшным разочарованием моей жизни. Моя честь – верность. – Он произнес это презрительным тоном. – Клятву, которую давал Гиммлер, сдержала молодежь. Смерть не может быть тяжелее того, что пережил я. Для меня это станет избавлением».

После событий последних суток окончательный крах Третьего рейха был предрешен. В журнале боевых действий штаба оперативного руководства вооруженными силами группы армий «Север» (приказом фюрера от 15 апреля штаб оперативного руководства вооруженными силами Германии был разделен на две группы – «Север» и «Юг»), который вел майор Шульц, 29 апреля было записано:

«В центре Берлина днем и ночью продолжаются ожесточенные уличные бои.

0.30 – генерал-полковник Йодль требует, чтобы генерал Винтер срочно сообщил о мерах, принятых против мятежников в Эрдинге (город к северо-востоку от Мюнхена. – Ред.).

3.40 – от генерала Винтера поступает донесение, в котором говорится, что радио Мюнхена распространило сообщение о гибели фюрера.

5.10 – генерал Винтер проинформирован о том, что сообщение о гибели фюрера является фальшивкой; на этот час еще поддерживается телефонная связь с рейхсканцелярией. Генерал-полковник ожидает исполнения приказа в отношении кучки изменников в Эрдинге.

7.55 – донесение от генерала Винтера о положении в Мюнхене. Отношение к мятежу главы Баварии Риттера фон Эппа не выяснено; он передан в руки службы безопасности. Командир роты переводчиков [капитан Герн-гросс], поднявшей мятеж, скрылся вместе со своими офицерами. В отдельных воинских частях заметно влияние событий в Мюнхене. Приняты самые решительные меры.

11.00 – звонок от гроссадмирала [Дёница], противник захватил плацдарм на восточном берегу Эльбы под Jlay-энбургом. Гроссадмирал не собирается присоединяться к группе армий «Висла» и к 12-й армии, а намерен выступить против англичан на Эльбе. Он просит об организации взаимодействия.

12.35 – последний телефонный разговор с Берлином [с военным комендантом генералом Вейдлингом], не с рейхсканцелярией.

12.37 – генерал-полковник Хейнрици сообщает, что временно возлагает командование [группой армий «Висла»] на генерала Хассо фон Мантейфеля. Генерал фон Мантейфель докладывает, что в этот критический и решающий момент не может выпустить из рук командование армией .

В ответ на это генерал-фельдмаршал Кейтель поручил генералу пехоты Курту фон Типпельскирху немедленно принять на себя командование группой армий «Висла».

15.30 – отъезд из лесничества через командный пункт 21-й армии: командующий армией фон Типпельскирх, который все еще не хочет принимать на себя командование группой армий «Висла». Шеф [Кейтель] ОКВ [Верховного главнокомандования вооруженных сил] самым настойчивым образом призвал его исполнять свои обязанности; Типпельскирх оценил сложившееся положение и обещал немедленно приступить к командованию группой армий.

16.00 – радиограмма в рейхсканцелярию:

«От 9-й армии никаких донесений, 12-я армия продолжает теснить противника через Потсдам в направлении на

Берлин. Левый фланг 12-й армии и правый фланг группы армий «Висла» ведут успешные оборонительные бои. В полосе фронта группы армий «Висла» предпринимается попытка остановить прорыв противника на рубеже Либенвальде – Люхен – Нойбранденбург – Анклам – о. Узедом – о. Волин [Волин]».

19.00 – выступление по лесным дорогам из Нойро-офена в Доббин.

19.31 – радиограмма фельдмаршалу Кейтелю от генерала Кребса и рейхсляйтера Бормана. «Зарубежная пресса распространяет сообщения о новой измене. Фюрер ожидает от вас, что вы незамедлительно примите самые решительные меры, невзирая на лица». От Венка, Шёрнера и других фюрер ожидает, что они докажут свою верность ему как можно более быстрым деблокированием Берлина.

20.28 – телеграмма группе армий «Висла», предварительно переданная по телефону: «Задача группы армий «Висла»: продолжая удерживать южный и восточный фронты, всеми имеющимися силами атаковать противника, прорвавшегося в направлении Нойбранденбурга, и разгромить его. Доложить о ходе атаки до 21.00. 21-ю армию следует использовать на правом фланге группы армий».

В 23.00 генерал-полковник Йодль [начальник штаба оперативного руководства Верховного главнокомандования вооруженных сил] в Доббине получил следующую радиограмму фюрера:

«Немедленно доложить мне:

1. Где находятся передовые отряды армии Венка?

2. Когда они продолжат наступление?

3. Где 9-я армия?

4. В каком направлении прорывается 9-я армия?

5. Где находятся передовые отряды «группы Хольсте»?»

В 23.30 начальник оперативного отдела штаба 12-й армии докладывает о положении в 12-й армии и XX армейском корпусе.

На всем фронте вынуждены перейти к обороне, что делает атаку на Берлин невозможной, тем более что нельзя больше рассчитывать на поддержку сил 9-й армии. Угроза глубокому флангу и тылу из-за американского наступления на Косвиг (восточнее Дессау. – Ред.); невозможность дальнейшего наступления на север значительно возросла».

Обо всем этом мало что было известно в бункере рейхсканцелярии. Вечером 28 апреля, непосредственно перед обсуждением положения с генералом Вейдлингом, Гитлер приказал вызвать свою секретаршу Траудль Юнге, которая работала у него с 1942 года. Он продиктовал ей свое политическое и личное завещание. Вот несколько положений из политического завещания фюрера:

«Неправда, что я или кто-либо другой в Германии хотел войны в 1939 году. Ее жаждали и развязали именно те государственные деятели других стран, которые либо сами были еврейского происхождения, либо действовали в интересах евреев. Я внес слишком много предложений по ограничению вооружений и контролю над ними, чего никогда не смогут отрицать будущие поколения, чтобы ответственность за развязывание этой войны могла быть возложена на меня. После шести лет войны, которая, несмотря на все неудачи, однажды войдет в историю как самое славное и доблестное проявление жизненной воли нации, я не могу покинуть город, который является столицей рейха.

Поскольку сил осталось слишком мало, чтобы оказывать дальнейшее сопротивление трусливому натиску врагов именно в этом месте, и наше сопротивление из-за введенных в заблуждение и бесхарактерных субъектов постепенно слабеет, я бы хотел, оставаясь в этом городе, разделить свою судьбу с судьбой тех миллионов других людей, которые решили поступить таким же образом. Кроме того, я не желаю попасть в руки врагов, которые ради забавы подстрекаемых ими же масс жаждут нового спектакля, организованного евреями.

Поэтому я решил остаться в Берлине и добровольно избрать смерть в тот момент, когда пойму, что не смогу сохранять далее пост фюрера и канцлера.

Пусть когда-нибудь в будущем это станет составной частью кодекса чести германского офицера – так как это уже имеет место в наших военно-морских силах, – что сдача района или города является невозможной и что, прежде всего, командиры должны здесь идти впереди, являя собой яркий пример честного выполнения своего долга до самой смерти.

Перед своей смертью я исключаю из партии бывшего рейхсмаршала Германа Геринга и лишаю его всех прав, которыми он пользовался на основании указа от 29 июня 1941 года, а также на основании моего заявления в Рейхстаге 1 сентября 1939 года. Я назначаю вместо него гросс-адмирала Дёница президентом рейха и Верховным главнокомандующим вооруженными силами.

Перед своей смертью я исключаю из партии и снимаю со всех государственных постов бывшего рейхсфюрера СС и министра внутренних дел Генриха Гиммлера. Вместо него я назначаю рейхсфюрером СС и руководителем германской полиции гауляйтера Карла Ханке, а рейхсминистром внутренних дел гауляйтера Пауля Гислера.

Геринг и Гиммлер, ведя тайные переговоры с врагом, которые они проводили без моего ведома и против моей воли, и пытаясь незаконно присвоить себе власть в государстве, нанесли неизмеримый ущерб стране и всей нации, совершенно независимо от их вероломства по отношению ко мне лично».

После этого Гитлер продиктовал состав нового правительственного кабинета. Он все еще думал о продолжении войны: «Чтобы дать германскому народу правительство, состоящее из порядочных людей, которые выполнят обязательство продолжить войну всеми средствами».

Согласно воле Гитлера Йозеф Геббельс стал рейхсканцлером, Борман – министром по делам партии, Зейс-Инкварт – министром иностранных дел, Заур – министром вооружений, а фельдмаршал Шёрнер – Верховным главнокомандующим вооруженными силами. Министр финансов граф Шверин фон Крозиг сохранил свой пост. Личное завещание Гитлера:

«Поскольку в годы борьбы я считал, что не могу взять на себя ответственность за создание семьи, то теперь, перед окончанием этого земного пути, я решил взять в жены ту девушку, которая после долгих лет верной дружбы по собственной воле прибыла в уже почти полностью окруженный город, чтобы разделить свою судьбу с моей. Она по своему желанию, как моя супруга, уходит вместе со мной из жизни. Смерть заменит нам то, чего лишал нас обоих мой труд на службе моему народу.

Все, чем я владею – если это вообще имеет какую-либо ценность, – принадлежит партии. Если она перестанет существовать – государству; если же будет уничтожено и государство, то какие-либо распоряжения с моей стороны будут уже не нужны.

Исполнителем завещания назначаю моего самого верного товарища по партии Мартина Бормана. Он наделен правом принимать любые решения, имеющие окончательную и официальную силу. Ему разрешается отобрать и передать все то, что дорого как память или же необходимо для скромной буржуазной жизни моим сестрам и брату, равно как и главным образом матери моей жены и моим хорошо ему известным, преданным сотрудникам и сотрудницам, в первую очередь моим старым секретарям, секретаршам, фрау Винтер и т. д., которые на протяжении многих лет поддерживали меня своим трудом.

Я сам и моя супруга, чтобы избежать позора смещения или капитуляции, выбираем смерть. Мы хотим, чтобы нас немедленно сожгли на том месте, где проходила наибольшая часть моего ежедневного труда в течение двенадцатилетнего служения моему народу».

После того как Гитлер подписал свое завещание, он удалился вместе с Евой Браун в свои покои. Геббельс составил дополнение к политическому завещанию Гитлера:

«Фюрер приказал мне в случае крушения обороны имперской столицы покинуть Берлин и войти в назначенное им правительство в качестве ведущего его члена.

Впервые в жизни я категорически отказываюсь выполнить приказ фюрера. Моя жена и мои дети тоже отказываются выполнить его. В противном случае – не говоря уже о том, что мы никогда бы не смогли заставить себя покинуть фюрера в самую тяжелую для него минуту просто по человеческим мотивам и из личной преданности, – я в течение всей своей дальнейшей жизни чувствовал бы себя бесчестным изменником и подлым негодяем, потерявшим вместе с уважением к себе уважение своего народа, которое должно было бы стать предпосылкой моего личного служения делу устройства будущего германской нации и германского рейха.

В лихорадочной обстановке предательства, окружающей фюрера в эти трагические дни, должно быть хотя бы несколько человек, которые остались бы безусловно верными ему до самой смерти, несмотря на то что это противоречит официальному, даже столь разумно обоснованному приказу, изложенному им в своем политическом завещании.

Я полагаю, что тем самым окажу наилучшую услугу немецкому народу и его будущему, ибо для грядущих тяжелых времен примеры еще важнее, чем личности. Личности, которые укажут нации путь к свободе, всегда найдутся. Но формирование заново нашей народно-национальной жизни было бы невозможно, если бы оно не развивалось на основе ясных, каждому понятных образцов.

По этой причине я вместе со своей женой и от имени моих детей, которые слишком юны, чтобы высказываться самим, но, достигнув достаточно зрелого для этого возраста, безоговорочно присоединились бы к этому решению, заявляю о своем непоколебимом намерении не покидать имперскую столицу даже в случае ее падения и готов закончить жизнь рядом с фюрером, ибо жизнь не имеет больше для меня лично никакой ценности, если я не смогу употребить ее, служа фюреру и оставаясь подле него».

В ночь с 28 на 29 апреля генералу Бургдорфу поручено организовать вывоз этих документов из Берлина. Майор Вилли Йоханнмайер, личный адъютант Гитлера от армии, должен передать политическое завещание Гитлера генерал-фельдмаршалу Шёрнеру, новому Верховному главнокомандующему вооруженными силами. Штандартенфюрер СС Вильгельм Цандер, личный советник Бормана, и Гейнц Лоренц, работающий в министерстве пропаганды сотрудник германского информационного бюро, должны проинформировать гроссадмирала Дёница. В коротком сопроводительном письме Дёницу Борман пишет:

«Дорогой гроссадмирал!

Так как из-за неприбытия на помощь осажденному Берлину ни одной дивизии наше положение кажется безнадежным, прошлой ночью фюрер продиктовал свое политическое завещание, которое прилагается.

Хайль Гитлер!

Ваш Борман».

Тем временем шла подготовка к бракосочетанию Гитлера с Евой Браун. Турецкий журналист Нерин Е. Ган, который после многолетних изысканий и бесед с ближайшими родственниками Евы Браун, а также с секретаршами Гитлера написал книгу о жене фюрера, так описывает свадьбу в бункере рейхсканцелярии:

«В то время как в маленькой комнатке рядом с кабинетом Геббельса Траудль Юнге печатала на машинке завещание Гитлера, доктор Геббельс распорядился вызвать к нему человека в коричневой партийной форме с повязкой фольксштурма на рукаве, руководителя муниципального управления Вальтера Вагнера. Он должен был провести церемонию бракосочетания, но в бункере не нашлось необходимых для этого формуляров. Тогда Вагнера отправили на разведывательном бронеавтомобиле за этими формулярами.

Когда он вернулся, в комнате Гитлера уже собрались приглашенные на свадьбу гости: Борман, Геббельс и его жена, генерал Бургдорф, генерал Кребс, руководитель гитлерюгенда Аксман, личный секретарь фюрера Герда Кристиан и Констанция Манциарли, его диетолог и повар.

Гитлер был в своем обычном сером френче, в то время как Ева надела одно из любимых платьев фюрера, длинное, закрытое платье из черной шелковой тафты. К нему она надела золотой браслет с турмалинами, часики, украшенные бриллиантами, цепочку с кулоном из топаза и заколола волосы заколкой с бриллиантами.

Было без нескольких минут 12 ночи 28 апреля 1945 года. Все формальности были быстро улажены. Ева ошиблась при подписании свидетельства о браке и сначала хотела написать свою девичью фамилию Браун. Она зачеркнула большое «Б» и затем написала в первый и в последний раз в своей жизни: Ева Гитлер. Геббельс и Борман подписались в качестве свидетелей.

В свидетельстве о браке указана дата 29 апреля 1945 года. Вальтер Вагнер сложил оба листка вместе до того, как чернила успели полностью высохнуть. Поэтому внесенная первоначально дата, 28 апреля 1945 года, расплылась.

Когда некоторое время спустя Вагнер заметил, что дата не читается, он исправил цифры. Однако тем временем на часах уже было 35 минут первого ночи, то есть уже наступило 29 апреля 1945 года.

Гитлер подал Еве руку и проводил ее в свой кабинет, где супружеская пара и гости отпраздновали свадьбу. Потом Гитлер и его жена вышли в коридор, чтобы принять поздравления от ближайших сотрудников и служащих. Не скрывая своей радости, Ева сияла, в то время как Гитлер вскоре поспешил уйти в комнатку, где Траудль Юнге уже давно сидела за пишущей машинкой. Ева попросила принести ее бокал с шампанским и бутерброд. В 4 часа утра Траудль Юнге закончила свою работу. Гитлер внимательно прочел оба завещания и подписал их. Все еще оживленно беседуя о политике, он затем вместе с Геббельсом и Борманом вернулся к гостям».

Только в 5.30 утра Гитлер вместе с женой покинул гостей и отправился в свои покои. Не все обитатели бункера узнали о событиях этой ночи. Личный пилот Гитлера, командир правительственной эскадрильи Ганс Баур, пишет: «Я узнал об этой свадьбе только тогда, когда Гитлер прощался со мной».

И ротмистр Больдт свидетельствует: «На другое утро в 6 часов меня разбудил Бернд [майор Бернд фон Фрайтаг-Лорингхофен]. Я так крепко спал, что не смог сразу открыть глаза. Едкий запах серы и удушливая известковая пыль наполняли комнату. Теперь вентиляторы тоже работали с перебоями. Наверху царил настоящий ад. Снаряд за снарядом попадали в здание рейхсканцелярии и с грохотом взрывались. Каждый раз бункер сотрясался, как при землетрясении. Только минут через 15 огонь стал ослабевать и, судя по грохоту, перемещался в направлении Потсдамерплац. Как раз в тот момент, когда я одевался, Бернд, сидевший за письменным столом, взглянул на меня и самым обыденным тоном сказал: «Знаешь, сегодня ночью наш фюрер женился». Наверное, в этот момент у меня был такой дурацкий вид, что мы оба громко расхохотались. Тогда из-за занавески раздался внушительный голос моего начальника [генерала Ганса Кребса]: «С ума вы сошли, что ли, что так непочтительно смеетесь над верховным главой государства!»

На рассвете 29 апреля в саду министерства иностранных дел был приведен в исполнение смертный приговор. Пули расстрельной команды предназначались группен-фюреру СС (генерал-лейтенанту) Герману Фегеляйну, который был постоянным офицером связи Гиммлера в штаб-квартире фюрера. Фегеляйн, ставший несколько часов тому назад свояком Гитлера (он был женат на сестре Евы Браун), самовольно покинул ближайшее окружение фюрера, когда в бункере рейхсканцелярии стало известно о «предательстве» Гиммлера. Отряд СС особого назначения арестовал Фегеляйна в его собственной квартире на Курфюр-стендамм. Баур свидетельствует:

«Около 24 часов в моей комнате появился Фегеляйн. Я сразу спросил его, почему в течение двенадцати часов он заставил себя разыскивать по всему городу. Я также не оставил его в неведении относительно того, что из-за его поведения в последние часы подозрения [в дезертирстве] определенно не уменьшились. В ответ Фегеляйн лишь сказал: «Если тебе нечего больше сказать – тогда застрели меня на месте!» Гитлеру сообщили обо всем, но он не захотел видеть свояка. Он приказал немедленно возбудить дело о дезертирстве. Вскоре появились лица, которым было поручено провести расследование, и я добровольно покинул комнату.

Гитлер приказал генералу Монке, командиру боевой группы, оборонявшей правительственный квартал, лишить Фегеляйна всех орденов и знаков различия. Монке выполнил этот приказ по разжалованию Фегеляйна.

Ко мне пришла Ева Браун и, объятая ужасом, пожаловалась, что Гитлер не проявил никакого снисхождения к Фегеляйну. Она была убеждена, что в такой ситуации Гитлер мог бы приказать убить даже родного брата. Однако больше всего она переживала за свою сестру, которая вскоре должна была родить ребенка.

Ранним утром дело Фегеляйна было еще раз рассмотрено, и Гитлеру сообщили о вердикте суда: дезертирство. Гитлер отдал приказ расстрелять Фегеляйна, своего свояка! Вероятно, в те последние дни перед крахом самым страшным было то, что все привычные понятия так обесценились, что каждый стал думать, что теперь возможно все что угодно. Даже в таком сравнительно узком кругу, где все хорошо знали друг друга, нельзя было никому больше доверять. Поэтому отправили кого-то убедиться в том, что приговор приведен в исполнение, когда расстрельная команда не сразу вернулась в бункер. На самом деле артиллерийский обстрел был настолько сильным, что любой выход из бункера был связан со смертельным риском».

Фегеляйн умер на несколько часов раньше Гитлера. 29 апреля 1945 года было воскресенье, ясный весенний день. Но жители Берлина не могли насладиться им, битва за их родной город продолжалась с невероятным ожесточением. Больдт вспоминает:

«Около 9 часов утра грохот орудий ненадолго смолк. Русские атаковали по улице Вильгельмштрассе, стремясь захватить имперскую канцелярию и вместе с ней самый крупный трофей этой войны – Адольфа Гитлера. Все затаили дыхание. Неужели уже настало время? Через час явился посыльный, доложивший, что враг остановлен в 500 метрах от рейхсканцелярии.

Мы с Берндом стоим у письменного стола, склонившись над картами Берлина. Вчера вечером мы приняли решение не ждать конца здесь в бункере. Мы придумали, как попытаться вырваться отсюда с согласия Гитлера. Есть только две возможности: или пойти на верную смерть, сражаясь как офицеры, или прорваться к Венку со специальным заданием».

Три молодых офицера (майор фон Фрайтаг-Лорингхофен, подполковник Вайс и ротмистр Больдт) убедили генерала Кребса в том, что очень важно передать Венку личное послание фюрера. Во время дневного совещания

29 апреля Кребс изложил этот план Гитлеру. Фюрер приказал вызвать к нему трех офицеров. Больдт:

«Неожиданно Гитлер заглянул мне в глаза и спросил: «Как вы собираетесь выбраться из Берлина?» Я подошел к столу и по карте объяснил ему наш план: вдоль Тиргартена, потом Зоологический сад, Курфюрстендамм – Адольф-Гитлер-плац – стадион – мост Пихельсдорфер-Брюкке. Отсюда на байдарке по реке Хафель через расположение русских до Ванзе. Гитлер прервал меня: «Борман, достаньте им моторную лодку с электродвигателем, иначе они никогда не выберутся». Я почувствовал, как кровь ударяет мне в голову. Удастся ли наш план и неужели все сорвется из-за какой-то моторки? Откуда, в самом деле, Борман в нашем теперешнем положении достанет моторную лодку с электродвигателем? Прежде чем Борман успел ответить, я взял себя в руки и сказал Гитлеру: «Мой фюрер, мы сами достанем себе моторную лодку и приглушим мотор. На ней мы, несомненно, прорвемся». Он доволен, мы облегченно перевели дух. Он медленно поднялся, посмотрел на нас усталым взглядом, подал каждому руку и сказал: «Передайте Венку от меня привет. Пусть поторопится, иначе будет слишком поздно!»

29 апреля приносит одну роковую весть за другой. Не только в Берлине, но и во всем остальном рейхе все рушилось. Из случайно принятого сообщения коротковолнового передатчика Гитлер узнал о смерти своего итальянского соратника Муссолини. Партизаны захватили его вместе с несколькими министрами и публично казнили. Теперь Гитлер опасался, что русские могут неожиданно захватить его вместе со всем штабом здесь, в рейхсканцелярии. Он вызвал к себе Монке, который отвечал за оборону «Цитадели».

«Он [Гитлер] спросил:

– Монке, где находятся русские?

Монке расстелил на столе карту и отметил расположение русских позиций на данный момент:

– На севере русские подошли почти вплотную к мосту Вайдендаммер-Брюкке. На востоке они находятся у парка Лустгартен. На юге у Потсдамерплац и у министерства авиации. На западе они уже в Тиргартене, в трехстах– четырехстах метрах от рейхсканцелярии.

Тогда Гитлер спросил:

– Сколько вы еще продержитесь?

– Максимум от 20 до 24 часов, мой фюрер, не дольше, – сообщил Монке».

Ближе к вечеру, около 18.00, Гитлер еще раз собрал в своем кабинете сотрудников и сотрудниц из своего ближайшего окружения. Нерин Е. Ган пишет:

«Через проход, завешенный красной бархатной занавеской, в тесную комнату вошли Борман, Геббельс, Кребс, Бургдорф, фрау Геббельс и секретарши. Портрет Фридриха II Великого кисти Антона Графа висел на стене позади письменного стола человека, который напрасно ждал такого же чуда, которое выпало на долю этого Гогенцоллерна в решающий момент Семилетней войны. На другой стене висел портрет матери Гитлера Клары. Гитлер потребовал, чтобы портрет Фридриха II Великого непременно сохранили. Что же касается личных вещей фюрера: костюмов, галстуков, календарей, авторучек и всего остального, чем он владел, то все должно было быть уничтожено, чтобы не попасть в руки врага. «Не должно остаться трофеев для какого-нибудь музея».

Потом Гитлер заговорил о Венке, чья армия была его последней надеждой. «Если не случится чуда, то мы погибли. Моя жена и я умрем. Я хочу лишь быть уверенным, что Лоренц, фон Белов и Цандер прорвались и передали оригиналы моего завещания Дёницу, Шёрнеру и Кессельрингу. Я не могу допустить, чтобы после моей смерти возник хаос».

В этот вечер Гитлер готовился к смерти. Уже во второй половине дня он приказал отравить свою любимую овчарку Блонди. По его словам, он хотел убедиться в том, что яд действует, поскольку эти ампулы с ядом доставал Гиммлер. 30 апреля в 1.00 ночи Гитлер получил радиограмму от генерал-фельдмаршала Кейтеля. В ней был ответ на вопрос Гитлера, где находятся армии, призванные деблокировать Берлин:

«1. Передовые отряды Венка остановлены южнее Швиловзе.

По этой причине 12-я армия не может продолжать наступление на Берлин.

Основные силы 9-й армии окружены.

Корпус Хольсте [Штайнер] вынужден перейти к обороне».

Радиограмма Кейтеля лишила обитателей бункера последней надежды. Артур Аксман свидетельствует:

«30 апреля сразу после полудня я решил отправиться со своим адъютантом с нашего командного пункта на Вильгельмштрассе в бункер фюрера. Мы еще раз спустились в подвал, в наш лазарет. На улице было еще совсем светло, поэтому мы не могли попасть в бункер фюрера через вход в здании старой рейхсканцелярии. Этот же путь проходил под огнем снайперов, которые засели в руинах отеля «Кайзерхоф». По Вильгельмштрассе нам приходилось передвигаться короткими перебежками, зажав в руке платок, чтобы защитить глаза, если русские опять будут стрелять зажигательными пулями с фосфором. Пробравшись сквозь руины министерства иностранных дел и поблуждав по лабиринту подземных ходов, мы добрались до бункера фюрера.

Я разыскал доктора Геббельса. Он сообщил: «Фюрер уже попрощался со своим ближайшим окружением».

Я прошел по коридору на другую сторону к личным покоям Гитлера. Там перед входом стоял штурмбаннфюрер СС Гюнше. Своей богатырской фигурой он буквально загораживал весь проход. Гюнше немногословно объяснил мне, что получил от фюрера приказ больше не пропускать к нему никаких посетителей.

Потом я поговорил с доктором Геббельсом. Мы направились в комнату для совещаний рядом с покоями Гитлера. Там мы встретили Мартина Бормана. Никто не садился. Не произнося ни слова, мы обменивались взглядами.

Это продолжалось до тех пор, пока Геббельс не спросил: «Разве это был не выстрел?»

Он не ошибся. Вошел Гюнше и сообщил: «Фюрер мертв!» На часах было 15.30.

Вместе с Геббельсом и Борманом я последовал за Гюнше в жилую комнату и одновременно кабинет Гитлера. Войдя в комнату, мы вскинули руки в нацистском приветствии.

Напротив нас у стены в правом углу узкой кушетки сидел Гитлер. На нем была форма: черные брюки и мундир защитного цвета с золотым партийным значком в петлице и Железным крестом 1-го класса (которым фронтовик-окопник Гитлер был награжден на Западном фронте Первой мировой войны. Были у Гитлера и другие награды. – Ред.). Верхняя часть его тела была наклонена вправо, а голова немного откинута назад. Бросалась в глаза необычная бледность его лица и лба. На обоих висках были заметны следы от стекавшей вниз крови. Веки были почти закрыты, нижняя челюсть слегка выдвинута вперед. Левая рука лежала на коленях, правая свисала вниз со спинки кушетки. На мягкой обивке были заметны капли крови. Пистолет лежал на полу. Гитлер выстрелил себе в рот.

Рядом с ним в черном платье сидела Ева Браун. Она прислонилась к боку Гитлера, ее голова покоилась у него на плече. Ее глаза были закрыты, губы слегка приоткрыты. На теле не было видно никаких признаков насильственного воздействия; казалось, что она спит. Ева Браун приняла яд».

Кемпка, шофер Гитлера, получил от Гюнше, личного адъютанта фюрера, указание доставить из подземного гаража 200 литров бензина. Вот его рассказ:

«В большой спешке я поручил своему заместителю вместе с другими водителями раздобыть необходимое количество бензина в канистрах и доставить его в указанное место.

А сам поспешил через руины и разбитые взрывами автомашины к Гюнше, чтобы узнать, что же там у них случилось.

В тот самый момент, когда я входил в бункер фюрера, Гюнше выходил из кабинета Гитлера, так что мы встретились в приемной комнаты для совещаний.

Черты его лица заметно изменились.

Бледный как смерть, он растерянно смотрел на меня.

– Ради бога, Отто, что у вас здесь произошло? – бросился я к нему. – Ты, наверное, сошел с ума, когда потребовал, чтобы при таком артобстреле я доставил сюда бензин, рискуя жизнью полдюжины моих людей!

Казалось, Гюнше не слышал моих слов. Он бросился к дверям и закрыл их.

Потом он повернулся ко мне, посмотрел широко раскрытыми глазами и сказал:

– Шеф мертв!

Меня словно обухом по голове ударили.

Потом я засыпал его вопросами:

– Как такое могло случиться! Я только вчера еще с ним разговаривал! Он был здоров и, как всегда, общителен!

Гюнше все еще так потрясен произошедшим, что не может вымолвить ни слова. Он поднимает правую руку и, выставив указательный палец как дуло пистолета, показывает на свой рот.

– А где же Ева? – спрашиваю я, ошеломленный до глубины души.

Гюнше показывает рукой на все еще закрытую дверь комнаты шефа:

– Она с ним.

Лишь с трудом я добиваюсь от него рассказа о том, что же произошло здесь в последние часы.

Шеф выстрелил себе в рот в своем кабинете и упал головой вперед на крышку стола.

Ева Гитлер сидела, откинувшись на спинку кушетки, рядом с ним. Она отравилась».

Не только Ева Браун, но и Гитлер убил себя ядом. Хотя в послевоенные годы некоторые авторы, например Х.Р. Тревор-Ропер, придерживались мнения, что Гитлер застрелился, однако позже это было подвергнуто сомнению, например со стороны Куби. Гитлер сначала отравился, а уже потом кто-то из его ближайшего окружения произвел контрольный выстрел. В этом же направлении вели все свои розыски и русские, которые после захвата рейхсканцелярии педантично исследовали смерть Гитлера, непосредственную причину смерти и все обстоятельства, сопутствовавшие ей. В русский плен попал группенфюрер СС Раттенхубер, шеф Имперской службы безопасности и начальник личной охраны Гитлера, который провел последние дни апреля в рейхсканцелярии. В Москве он дал подробные письменные показания о событиях тех дней в бункере фюрера. О дне 30 апреля Раттенхубер пишет: «Около часа ночи я снова встал, обошел посты и примерно в 4 часа утра отправился в бункер фюрера. Здесь Линге [камердинер Гитлера] сообщил мне, что фюрер покончил жизнь самоубийством и что он выполнил самый тяжелый приказ в своей жизни. Как мне стало известно от доктора Штумпфеггера, именно он должен был достать цианистый калий для фюрера и его жены.

После сообщения Линге я был совершенно убит горем, несмотря на то что Гитлер попрощался со мной. Я опустился на стул, и Линге рассказал мне, что трупы были завернуты в одеяло и сожжены в саду рейхсканцелярии недалеко от аварийного выхода из бункера. Затем он сообщил мне, что на ковре осталось пятно крови. Когда я удивленно посмотрел на него, так как знал, что Гитлер принял цианистый калий, он пояснил, что фюрер приказал ему выйти из комнаты и через десять минут, если он ничего не услышит, снова войти в комнату, чтобы выполнить его последний приказ. Когда я увидел, как Линге положил на стол в приемной пистолет Гитлера, мне сразу стало ясно, что он имел в виду, когда говорил о «самом тяжелом приказе в своей жизни».

Я пришел к выводу, что Гитлер опасался того, что яд может не подействовать на его организм, и поэтому приказал своему камердинеру Линге через некоторое время войти в кабинет и выстрелить в него из пистолета».

До сих пор неясно, действительно ли Линге стрелял в мертвого Гитлера. Он сам решительно отрицает это. С таким же успехом это мог сделать кто-нибудь еще из ближайшего окружения Гитлера. Лев Безыменский, опираясь на до сих пор неизвестные документы из московских архивов, писал о смерти Гитлера:

«В то время как Раттенхубер считал, что именно Линге произвел «смертельный выстрел» в уже мертвого Гитлера, советские исследователи придерживались мнения, что стрелял Гюнше. Во всяком случае, несомненно одно: если в закрытой комнате прозвучал выстрел, то это не был выстрел, свидетельствующий о мужественном самоубийстве «величайшего полководца всех времен».

Профессор Смолянинов, с которым я обсуждал предполагаемые обстоятельства самоубийства, заявил, что для него как судебного медика все предположения относительно выстрелов не имеют доказательственной силы. Поскольку согласно судебно-медицинскому и патологоанатомическому заключению причиной смерти Гитлера явилось отравление. «Все остальное относится к области умозрительных рассуждений», – подытожил профессор.

Доктор Шкаравский вообще и слышать не хотел о воображаемых «вариантах с выстрелом». «Факт отравления, – сказал он мне, – неоспорим. Я могу с полным правом утверждать это и сегодня. 8 мая 1945 года наша комиссия не смогла обнаружить никаких следов выстрела. Гитлер отравился».

Согласно последней воле Гитлера его тело должно было быть сожжено вместе с телом Евы Браун. Аксман присутствовал при выносе тел из бункера.

«Геббельс и я снова отправились в комнату для совещаний. Мы стояли в дверях, когда эсэсовцы пронесли мимо нас труп Гитлера. Он был завернут в шерстяное одеяло, закрывавшее только верхнюю часть туловища. На свисавших ногах можно было видеть черные брюки. За ними шел Борман, несший на руках тело Евы Браун. Оно не было закутано в одеяло. Потом Гюнше взял у Бормана тело Евы и поднялся с ним вверх по лестнице.

Я остался в бункере. На улице с грохотом рвались снаряды. Геббельс пошел вместе с эсэсовцами в сад рейхсканцелярии. Он хотел присутствовать при сожжении трупов».

Кемпка тоже находился в саду рейхсканцелярии. Он помог эсэсовцам приготовить «могилу викингов» для Гитлера и его жены. «Вокруг нас рвались русские снаряды, словно в этот момент артиллерия противника удвоила свой огонь по саду рейхсканцелярии и бункеру фюрера».

Трупы положили на землю недалеко от входа в бункер рядом с большой бетономешалкой, облили бензином и с помощью тряпки, смоченной в бензине, подожгли. Кемпка свидетельствует:

«Широко раскрытыми глазами мы смотрели на лежавшие там тела.

Мгновенно вспыхнуло яркое клокочущее пламя. Одновременно в небо устремились черные клубы дыма.

Черный столб дыма на фоне горящей столицы рейха представлял собой ужасную картину. Доктор Геббельс,

Борман, доктор Штумпфеггер, Гюнше, Линге и я смотрели как зачарованные на это страшное зрелище.

Огонь постепенно пожирал тела мертвецов.

Мы вшестером еще раз поприветствовали нашего мертвого «шефа» и его жену. Глубоко потрясенные страшным событием, мы снова вернулись в бункер.

Пламя требовало все новых порций бензина. Однако лить бензин прямо на еще тлевшие останки было нельзя. Поэтому приходилось ждать, пока пламя совсем не погаснет. Потом еще не полностью сгоревшие останки снова поливали бензином и опять поджигали. Из-за постоянных разрывов русских снарядов полная кремация была почти исключена».

Сжигание тел продолжалось где-то с 16.00 до 19.30. Люди Кемпки вынуждены были снова и снова поливать бензином обугленные останки. Тем не менее русским, которые двое суток спустя овладели рейхсканцелярией, удалось обнаружить и идентифицировать останки бывшего фюрера Великого германского рейха.

| |